Андрею Миронову повезло: фильмы с его участием до сих пор любимы, песни в его исполнении звучат, его знают в лицо сегодняшние зрители. Но не только в этом секрет живучести таланта. Андрей Миронов, впрочем, как и Владимир Высоцкий, уловили, в какую сторону движется наша культура. Уловили, наверное, интуитивно, общаясь с ее лучшими представителями не только на родине, но и за рубежом. А культура наша становится аудио-визуальной. Кино, телевидение, компьютер, современные технологии звукозаписи делают главными не актерскую игру, а звук и картинку. Такая культура все больше – не откровение, а зрелище, в котором музыка, танец, сценическое движение, свет и цвет значат больше, чем слово. Российского зрителя трудно отучить обращаться прежде всего к смыслу сказанного. Но ведь почти отучили. И сегодняшний зритель, насытившись хлебом, тянется к зрелищу.
Андрей Миронов умел делать зрелище, и сам им был. В этом нет ничего страшного: издавна театр был зрелищем не для избранных, а для всех. Театр Андрея Миронова такой же. Он, его главный и единственный премьер, мог и петь, и танцевать, и разговаривать в кадре со львом, и прыгать из окна высотного дома… Он был синтетическим актером, каких сегодня почти нет. Но Андрей хотел, чтобы его запомнили другим – Чацким, Лопахиным, Фигаро. Многие спектакли с его участием сняты на пленку, но в таком виде они не потрясают сегодня. Мне повезло: на рубеже 80-х и 90-х годов я видела в Москве многие из знаменитых спектаклей тех лет. И мне понятно, почему на телеэкране они – другие.
Андрея Миронова я видела за три месяца до смерти в «Женитьбе Фигаро». Это был очень красивый спектакль и очень умный. Его кульминация – монолог Фигаро, который Миронов произносил в одиночестве под музыку Моцарта. В сегодняшнем спектакле Ленкома этого монолога нет, его не может быть в нынешнем театре. Я потом взяла книжку Бомарше, нашла эту сцену, монолог занимает две печатные страницы. Речь с политическим подтекстом, обращенная в зрительный зал. От Андрея Миронова в этой сцене невозможно было оторваться.
В связи с этим мне показались напрасными усилия вернуть зрителя к театральной театральной памяти о Миронове. Театральные роли уходят из жизни вместе с актером. Их нельзя воспроизвести, нельзя о них рассказать. Именно поэтому, наверное, актеры так любят подменять рассказы о сыгранных ролях актерскими байками. Великие театральные спектакли остаются в памяти только легендой – не больше, но и не меньше. Именно поэтому я спокойна за будущее традиционного театра, в котором есть сцена и рампа, кулисы и закулисье. Чтобы любить такой театр, восхищаться им, понимать его, надо сидеть в зрительном зале и дышать одним воздухом с актером, слышать его голос, видеть мизансцену, а не только лицо, выхваченное видеокамерой. Потому зрители и спешили на спектакли, в которых играл блистательный Андрей Миронов. Такие спектакли надо смаковать, как драгоценные вина. У таких постановок есть не только терпкий вкус, но послевкусие. И потому театралы будут всегда, даже тогда, когда кино превратится в технический трюк – и только. Это так важно – иметь возможность оценить красоту игры, имя которой театр.
И еще, может быть, очень кстати сегодня вспомнить, что семейные корни Андрея Миронова – рязанские. Его предки по материнской линии, Иван и Мария Фирсовы – выходцы из деревни Старое Березово, неподалеку от Сасова. Анна Ивановна Фирсова – тетушка матери Андрея, знаменитой артистки Марии Владимировны Мироновой, окончив учительские курсы в Москве, до 85 лет учительствовала в Сасове. А ее сестра Елизавета осталась в столице и стала бабушкой Андрея Миронова. История эта похожа на правду, если только Мария Владимировна Миронова ее сама не придумала, она умела создавать мифы о себе.
Вот уж действительно – все известные люди или имеют рязанское происхождение, или жили в рязанских краях, или были тут проездом. Так что мы можем гордиться и Андреем Мироновым – народным и любимым артистом.