Что с воза упало – то не пропало
Свиристели в наших краях появляются дважды в году. В октябре-ноябре они напоминают о себе, мигрируя из северных лесов к югу, а в марте-апреле – возвращаясь назад. И всякий раз на какое-то время остаются погостить. Стаи этих кочевников огромны – по 100-300 птиц, а то и более. Узнать их нетрудно: «Свир-р-р-ь, свир-р-р-ь…» – извещают они о своём появлении мягкими свистящими трелями. Отсюда и название – свиристель.
Что же этих птиц у нас привлекает? Конечно же, пища. В лесах они интересуются плодами боярышника, черёмухи, бузины, калины, жимолости, можжевельника и многими другими. Но любой другой закуске они предпочитают ягоды рябины. Покончив с урожаем в лесах, странники соблазняются алыми ягодами, дразнящими своим обилием, в селениях человека. В прошедшем году урожай плодов рябины был отменным, поэтому свиристели задержались у нас дольше обычного. Одиночные кочевники, отставшие от основного потока странствующих собратьев, маячили на улицах всю зиму и встречаются до сих пор, питаясь тем, что осталось от «барского стола». Свиристели не столько едят, сколько роняют ягоды наземь. Так уж заведено в кочевой жизни этих едоков: пока есть ягоды на дереве, оброненные не подбирать. Правило это продиктовано жизнью. Припорошенная снегом ягода становится стратегически важным запасом пищи на «чёрный день», и птицы по возвращении из вояжей обязательно им воспользуются.
Выживают на «запасах» ягод рябины и другие кочевники – дрозды-рябинники. Сейчас от былых многочисленных стай дроздов, кочевавших по городам и весям минувшей зимой, остались лишь едоки-одиночки. Они подбирают то, что «упало с воза», основная же масса этих птиц откочевала южнее.
Серые куропатки – птицы наземные, на деревья никогда не садятся, однако оброненными ягодами тоже соблазняются. В один из февральских дней мой армейский друг Юрий Головин на своём дачном участке увидал стайку куропаток, подбиравших ягоды облепихи, оброненные пировавшими на дереве дроздами. Эта идиллия повторилась и на другой день. Стоило дроздам вернуться и продолжить на облепихе застолье, как вскоре пожаловали и куропатки, чтобы подкрепиться упавшей на снег едой. Для учёного-орнитолога Окского биосферного заповедника Виктора Иванчева новостью это не стало. Подобное учёному наблюдать доводилось. Этот так называемый трофический симбиоз, когда один вид животных питается за счёт другого неиспользованными остатками пищи, в природе не такая уж и редкость. Например, под «кузнями» больших пёстрых дятлов из оброненных растрёпанных шишек сосны синицы извлекают остатки семян. Остатками пищи, сваливающимися с «воза» дятла, соблазняется ещё и мышиная братия.
Память или чутьё?
Снегири, в отличие от других кочевников, особого голода в мартовскую стужу не испытывают. Дело в том, что красногрудые скитальцы всеядны. Они питаются почками и семенами древесных и травянистых растений, ягодами можжевельника, крылатками ясеня и остролистого клёна, плодами бузины, черёмухи и многим другим. Но всё же больше любят плоды рябины, правда, поедают они только семена, а мякоть выбрасывают. В марте, когда ягод на рябинах уже не сыскать, снегири покушаются на «стратегические запасы» свиристелей.
Как эти птицы отыскивают пищу под снегом? До недавнего времени считалось, что обоняние птиц никудышнее, и что полагаются они исключительно на память, дескать, помнят, где кормились осенью и летят туда, чтобы подобрать упавшие ягоды. Это заблуждение. В том, что у птиц хорошая память, сомнений нет. Но по последним сообщениям учёных, у них и обоняние превосходное. Оно, конечно, уступает звериному, но есть и поражающие воображение исключения. Грифы, например, улавливают запах падали с высоты нескольких сотен метров. И не только останков, лежащих на поверхности, но и погребённых под землёй. Это доказано экспериментально. Обоняние морских птиц – глупышей, буревестников и альбатросов – ещё более острое. Ноздри трубчатого клюва буревестника способны улавливать запах пищи за три километра, а альбатросы прилетают на запах приманки с расстояния, в которое трудно поверить – тридцати километров (!).
Мне приходилось видеть, как сойка, пролетая над просекой, вдруг резко замедлила ход и спикировала в снег. Покопавшись в сугробе, она достала жёлудь и с ношей улетела в глубь леса. Возможно, птица, оказавшись в знакомом месте, вспомнила о захоронке, устроенной ею осенью. Но очень уж прицельным было пикирование, ведь ориентиры в заснеженном лесу либо сглаживаются, либо исчезают совсем. Точно такой же потрясающий эффект с обнаружением пищи мне много раз доводилось наблюдать у снегирей, свиристелей и дроздов-рябинников. Птица с дерева опускается наземь, тыкает носом в снег и из глубины извлекает ягодку. Впечатление, будто увидала её сверху. Разве это не удивительно?
Пернатых зимовщиков становится меньше
В декабре 1984 года группа студентов-орнитологов МГУ проводила учёт врановых птиц, зимующих в Рязани и её окрестностях. Поводом для москвичей послужила их небывалая концентрация на территории рязанской городской свалки, которая тогда представляла собой место великого пристанища для пернатых и являлась самой крупной зимовкой врановых птиц в нашей области. Цифры были ошеломляющими: пятьдесят пять тысяч птиц (!), из которых 70% – галки, 25% – вороны, 5% – грачи. Зимовщики питались отходами со стола человека. Жители южных окраин помнят, как многочисленная армада птиц, громко оглашая окрест-ности, возвращалась вечером на ночлег, а таковым являлись высокие деревья в парке Городской рощи, в Торговом городке и на территории больницы в Голенчино, и своей необозримой массой закрывала небо над городскими кварталами. С рассветом, нарушая утреннюю тишину оглушающим гвалтом, великая армия зимовщиков тем же маршрутом направлялась в сторону свалки. Летящей веренице, казалось, не было конца, она маячила в небе в течение десяти-пятнадцати минут.
Сейчас от былого числа врановых зимовщиков осталась лишь жалкая часть. Заметно меньше в городе и синиц. Об этом сообщают читатели нашей газеты, которые много лет изготавливают для них кормушки. Неужели погибли от летних пожаров? Вряд ли. Специалисты утверждают, что гибель птиц от пожаров была ничтожной – немногим более одного процента. Ведь к моменту разыгравшейся огненной стихии подавляющее большинство птичьего молодняка уже встало на крыло, и районы бедствий все они быстро покинули. Скорее всего, причина, повлиявшая на численность зимующих птиц, связана с пищей. Нынешнее сложное время обязывает людей быть бережливыми и экономными. Во всём. И как следствие, пищевые отходы с нашего стола стали много скромнее. К тому же в мусорные бачки и на свалку они попадают теперь по большей части цивилизованно – в упаковочных пакетах, которые птиц соблазняют меньше. Лишь «продвинутые» вороны могут их потрошить. Да и процесс утилизации мусора на свалке стал более скорым. В результате, свалка уже не является великим пристанищем для ворон, галок и грачей. Основная масса этих процветающих в наше время птиц, не видя резона в зимовке в наших местах, теперь откочёвывает в южные районы страны, туда, где теплее и сытнее.
Что касается синиц, то их ничтожно малое число на зимовке в нашем городе тоже связано с пищей. Как показывает практика, подкормкой желтогрудых гостей из леса в большей степени занимаются люди пожилого возраста. Чтобы скрасить своё старческое бытие, они за окнами домов вывешивают кормушки и от общения с птицами испытывают радость. Однако главную приманку для синиц – семечки подсолнуха и несолёное сало – покупать теперь стало накладно. Цена, резко подскочившая на эти продукты, ощутимо отражается и на без того тощем кошельке пенсионеров. В итоге, кормушки для пожилых людей стали непозволительной роскошью. Не находя пищи в достатке, пожаловавшие к людям синицы были вынуждены откочевать южнее. Есть и другая причина, «покосившая» желтогрудых зимовщиков. Это холодная зима. В такие годы из десяти птиц до весеннего тепла дотягивают в лучшем случае две. Гибнут не столько от холода, сколько от голода: голодная птица не выносит даже слабых морозов. Жаль, что всё складывается не в пользу любимых всеми синиц. А ведь видеть их бойкую ватагу возле наших кормушек – это великая радость жизни! Ценить эту радость и бороться за неё в меру сил каждого – долг современного человека.