Три двенадцатиметровых металлических креста с венками из колючей проволоки, символизирующими мученическую смерть жертв государственного террора.
Напоминание о жестоком времени, когда людей уничтожали по лживым доносам, а всеобщий страх был средством управления страной. Рядом гранитный монумент: зарешеченное окно и лестничный пролет – аресты обычно проводились ночью, и каждый шорох на лестничной клетке воспринимался как предвестие беды. К мемориальному комплексу памяти жертв войны и репрессий снова несут живые цветы и возлагают венки.
Примерно в двух километрах от мемориала находился лагерь НКВД №178-454, а здесь было его кладбище, где хоронили заключенных. Сюда же в 1995 году были перенесены останки 200 жертв политических репрессий с Лазаревского кладбища в Рязани.
Пик большого террора пришелся на 1937 год. Санкцию на уничтожение так называемых антисоветских элементов дало Политбюро ЦК ВКП (б). Большинство приговоров выносилось внесудебными органами, так называемыми тройками УНКВД. Когда раскручивался маховик репрессий, Зое Сергеевне Свириной не было и года.
– В июле 37-го я родилась, а в октябре папу арестовали. Взяли под стражу весь шиловский районный отдел земельного образования, где работал отец. Ему дали 15 лет по 58-й статье. Дело было связано с невыполнением плана колхозниками. В рязанской тюрьме №1 он пробыл два года, а в 39-м с него сняли обвинение и реабилитировали. Погиб мой отец на фронте, – рассказывает Зоя Сергеевна. Вместе с членами общественной организации жертв политических репрессий она приехала к мемориалу, чтобы почтить минутой молчания память невинно убиенных и замученных в лагерях и зажечь свечи памяти.
В своем усердии областные тройки НКВД не знали границ. На самый верх шли телеграммы с просьбой увеличить выделенные лимиты на расстрелы и ссылку в лагеря. В Рязанской области, по сведениям правозащитников, лимит был выполнен с отклонениями в сторону увеличения. Известно, что в разные годы по политическим статьям через аресты прошли около 35 тыс. жителей области. Среди репрессированных больше всего было крестьян и священников. Злобная истерия захлестнула весь аппарат управления. В обиходе руководителей появились слова «разоблачение», «чистка», «выкорчевка».
Те, кто сегодня пришел к мемориалу, испытали на себе участь детей «врагов народа». Позже их отцы и матери были реабилитированы, но искалеченное детство не выбросить из памяти.
– Когда папу арестовал, мама взяла моего пятилетнего братика за ручку, а меня подхватила второй рукой, и мы пошли искать другую квартиру, чтобы не навлечь беду на наших родственников. Всю юность я ощущала на себе последствия того приговора. И училась старательно, и спортом занималась, и общественницей была, а хорошего отношения к себе не видела. Тех двух лет нам хватило на всю жизнь, – вспоминает Зоя Свирина.
Сейчас этим людям далеко за семьдесят. Те, кто моложе, уже не могут поведать правду о тех событиях. Они переживают, что память в очередной раз окажется слишком короткой. И опасения эти не напрасны. На вопрос ВЦИОМ «Известно ли вам, что в СССР в 30-х – 40-х годах ХХ века были репрессии по политическим мотивам или вы слышите об этом в первый раз?» 46 процентов молодых людей в возрасте 18-24 года ответили, что слышат в первый раз.
Чтобы не повторять ошибок, нужно не забывать историю.