Его называли «советским Штраусом». Песни из кинофильмов «Веселые ребята», «Кубанские казаки», «Цирк», «Дети капитана Гранта» знала и пела вся страна. Исаака Дунаевского по праву можно назвать классиком советской песни. Он неоднократно говорил, что больше всего на свете любит две вещи: сочинять музыку и писать письма. Будучи мастером эпистолярного жанра, он написал несколько тысяч писем, и большинство из них адресовано женщинам. Одна из его корреспонденток живет в Рязани, на ул.Соборной.
Людмиле Геннадьевне Косьминой (в девичестве Вытчиковой) было семь лет, когда она впервые увидела «Детей капитана Гранта». В то время она жила в Полтаве у бабушки и вместе с ней ходила в клуб. Огромное количество раз она смотрела этот кинофильм. А бывало, просто сидела с обратной стороны экранного полотна и наслаждалась музыкой.
Переехав в Рязань, до войны она год училась в музыкальной школе по классу фортепиано. Отец преподавал в десантном училище. Там в одном из классов стоял рояль. И маленькая Людмила постоянно туда бегала, опускала руки на клавиши и представляла себя настоящей пианисткой. Лишь после войны отец купил ей рояль, но обучаться музыкальному ремеслу Людмила смогла только два года – в 8-м и 9-м классах. Вспоминает, что нотная грамота давалась нелегко. Некоторые вещи ей было проще играть по слуху. Но любовь к музыке осталась на всю жизнь.
По окончании школы девушка поступила в Московский технологический институт пищевой промышленности. Жизнь в мегаполисе была яркой, насыщенной. Вместе с подругами она обошла все картинные галереи, выставки, посещала театры, концерты симфонической музыки, балетные спектакли. Но однажды пришла в кино на фильм «Кубанские казаки». Вспоминая тот момент, Людмила Геннадьевна тихонько стала напевать мне вальс, звучавший в той киноленте. Он настолько поразил ее своей глубиной и романтичностью, что, не теряя ни минуты, она написала восторженное письмо о своих впечатлениях, но, разумеется, не самому Дунаевскому, а в радиокомитет. И каково же было ее удивление, когда через некоторое время она получила ответ от самого маэстро. Аккуратно открывая конверт, Людмила развернула письмо.
– Милая тов. Вытчикова! – читала она строки, написанные красивым почерком. – Я получил Ваше письмо через радиокомитет с некоторым опозданием. Мне даже неловко, что Вы так хвалите меня. Неловко и... приятно. Приятно и радостно сознавать, что моя музыка доходит до Вашего сердца. А ведь в этом-то и заключается назначение любого искусства.
– Отклик на музыку глубоко тронул его и был для него очень важен, – говорила Людмила Геннадьевна.
В конце письма композитор оставил свой адрес и спросил:
– Хотите, я подарю Вам песни из «Кубанских казаков»?
Обещание Дунаевский сдержал и спустя некоторое время прислал ноты и письмо, в котором с юмором написал: «Хотя в моем распоряжении, по пословице, осталось еще без малого три года, я значительно ранее выполняю свое обещание. Считайте меня выдающимся стахановцем!».
На письмо Людмила не могла не ответить. Вот и полетели конверты с письмами. Всего за пять лет их будет около 50, не считая различных телеграмм и открыток с поздравлениями.
После четвертого письма Исаак Осипович назначил девушке встречу на площади Революции.
– Я была высокая, худенькая, молоденькая и стеснительная, – вспоминала Людмила Геннадьевна.
Однако свидание было недолгим, композитор рассказал о своей работе, спросил об учебе девушки. И переписка возобновилась вновь. А спустя примерно два года состоялась их вторая встреча – уже в квартире Дунаевского на Можайском шоссе. Но и в этот раз их разговору не суждено было затянуться. Исааку Осиповичу позвонили из Союза композиторов с просьбой срочно приехать.
После окончания института Людмилу по распределению отправили в Сибирь работать на кондитерской фабрике. Она признается, что в свои 22 года витала в облаках, у нее в голове была только эта переписка с композитором и чтение книг. О семейной жизни тогда не задумывалась.
– Письма давали Дунаевскому духовную подпитку, – говорила Людмила Геннадьевна.
«Ваши письма доставляют мне большое удовольствие, – писал композитор. – Мне очень радостно, что Вы пытливо ищете правду – правду чувств, правду жизни, правду в искусстве и в общественной деятельности».
Дунаевский разглядел в Людмиле романтическую и творчески созидательную личность.
«В Вашем письме ко мне, – писал он, – я почувствовал ту лирическую струю, которая делает Вас не только хорошей слушательницей музыки, но и той основой, той почвой, которая способствует созданию нашей лирики».
Он поднимал в письмах темы русской литературы, в некоторых строках критиковал советских авторов.
«Литература бледна и бессильна рядом с живой действительностью и вовсе не потому, что у нас нет талантливых писателей, а потому, что она вынуждена списывать копии с действительности, бегущей значительно быстрее писательской фантазии, – писал Дунаевский в своем шестом письме к Людмиле. – Рамки этой фантазии сами по себе становятся очень ограниченными благодаря тому, что автору не разрешается слишком фантазировать. А литература, писательское искусство не может обходиться без фантазии».
Дунаевский размышлял и о природе внутреннего человеческого таланта, затрагивал проблемы оперного искусства, писал о своем настроении, рассказывал, как проводил свободное время и о работе над новыми произведениями.
Композитор умер внезапно 25 июля 1955 года от сердечного приступа. На рояле лежал нотный листок с недописанным номером из «Белой акации», а на бюро – только что законченное письмо Людмиле Вытчиковой, которая вдали от близких находилась в состоянии душевной депрессии. О смерти композитора она узнала спустя примерно 40 дней.
«Он был удивительным человеком, – говорит Людмила Геннадьевна. – Его письма были для меня радостью, толчком к тому, чтобы задуматься над серьезными вопросами музыки, литературы, жизни».
Сейчас у нее есть муж, сын и внуки. А эта переписка стала одним из самых главных и ярких событий в ее жизни. Музыковед Давид Персон о письмах Исаака Дунаевского к Людмиле Вытчиковой говорил, что им нет цены, их можно приравнять к национальному достоянию.