Примечательно, что часа за два до этого я была в рязанской школе №1 и, беседуя там с библиотекарем Ульяной Владимировной Фроликовой, как раз спросила, что чувствует она, слушая песни Попова? «Я просто плачу», – ответила моя собеседница.
* * *
Ульяна – внучка Евгения Григорьевича, единственная дочь его единственного сына Владимира Евгеньевича. Мне хотелось побольше узнать о композиторе, чтобы рассказать читателям, и я пришла к ней. Но до этого сомневалась: уж о Попове-то, думаю, все всё знают… И тут слышу от знакомой: «Попов – основатель нашего хора»… Оказывается, всё да не всё. Или подзабылось.
Не основывал Евгений Григорьевич хор. Но, можно сказать, он был создан для него.
Их встреча произошла 60 лет назад, когда 29-летний выпускник дирижерско-хорового отделения Московской консерватории Евгений Попов, в годы войны служивший на Дальнем Востоке в музвзводе стрелковой дивизии, принял художественное руководство над областным хором русской народной песни, который находился в ряжском селе Журавинка и по этой, и некоторым другим причинам получил определение «заброшенный» (газета «Советская культура»).
Где-то в конце пятидесятых Евгений Маркин напишет стихотворение «Рязанский хор»:
Все с утра на билетах помешаны,
но аншлаги давно повешены…
Когда читатель доходил до строк:
…А в антракте потом, за кулисами,
вновь худруку восторги я выражу… – ,
у него не возникало вопроса: «А кто там худрук?»
Попов был известен, признан, почитаем, любим. И так почти сорок лет.
* * *
Уроженец Журавинки, ныне, к сожалению, покойный, Юрий Веденин выпустил в 2001 году книгу «Журавинские корни», где с обидой (что, наверное, справедливо) писал о тех, кто порою эти «корни» забывал. В книге говорится, что на одном из торжеств зал дарил Попову море цветов и аплодисментов, а ветераны хора из Журавинки были как бы ни при чем. И среди них колесившая когда-то по фронтовым дорогам в составе рязанской областной агитбригады Нина Королькова, лицо которой становилось «то радостным, то опечаленным».
Но ревновать к успеху Евгения Григорьевича она никак не могла. Потому хотя бы, что уже много лет была Ниной Гавриловной Поповой, его любящей и любимой женой.
«Дедуль, а почему ты выбрал бабушку?» – спрашивала Ульяна. – «Потому что она была умной и скромной. Придешь к девчатам в общежитие (это уже когда хор перевели в Рязань – Т.Б.), а она с книжкой сидит. Или с рукоделием». – «А какой голос у нее тогда был?» – «Первый сопрано, звонкий, как колокольчик…».
Тут можно открыть одну «страшную тайну»: обладая абсолютным композиторским слухом, Евгений Григорьевич был … безголосым. То есть, конечно, голос у него имелся, но такой слабый, что не мог одолеть более-менее высокую ноту. И тогда он звал: «Нинуська, иди-ка, пропой мне…»
Так они и звали друг друга: Нинуська, Женечка… Их связывали любовь и песня.
Зимой 53-го Евгений Григорьевич пишет из Ульяновска жене, которая осталась в Рязани по весьма уважительной причине, что на шефском концерте, который пришлось давать в спортзале, зрители стояли, но никто не ушел до самого конца, а проводили так тепло, что «многие наши девушки и я, грешным делом, были тронуты до слез. Такого приема еще нигде не было». И тут же, как бы переходя на строгий, «мужнинский» тон: «Нина Гавриловна! Как чувствует себя наш малыш? Подрос, наверное, трудно его носить, а? Родить должна богатыря отчаянного!».
Они всегда были вместе, но иногда разлучались, и вот Попов жалуется своей жене из Усмани: «У нас выбыло много первых голосов. Неля еще болеет, Зина Королькова тоже заболела, очень плохо себя чувствуют Клава Егорова и Галя Кадыкова… Переведу сегодня в первые голоса Воронину и Аннушку (Владимирскую)… И это – перед Воронежем!..».
В декабре 56-го Евгений Григорьевич сам в Рязани, а жена где-то далеко: «Я порядочно времени провожу за инструментом. Готовы две вещи на есенинские тексты. Никаким песням я еще не уделял столько времени и энергии, как им, вот будет обидно, если не получится! А может это быть».
Одна из песен – «Береза». Как не раз подмечали исследователи, это первое опубликованное есенинское стихотворение было первым произведением, написанным на стихи Есенина, и у Попова. А всего «Береза» привлекла около полусотни композиторов. Самая известная песня та, которую сочинил Попов!
В дальнейшем у него сложился Есенинский цикл. Осенью 1965 года он сообщает из Рязани жене: «В книжицу, посвященную 70-летию Есенина, взяли мою песню «Над окошком месяц». Переделал ее в другую тональность, заново сделал, чтобы могли все петь».
Ее действительно запели все.
* * *
Евгений Григорьевич как-то рассказывал рязанcким журналистам В.Федорову и А.Князеву, что, работая над этим произведением, какие «только интонации не испробовал: и из протяжных песен, из нежно-лирических, и из бытовых». Ничего не получалось. Тогда решил написать мелодию в традициях Варламова, Гурилева, Лядова…
В 1988 году в издательстве «Советская Россия» вышел сборник «Венок Есенину», где был опубликован написанный уже давно рассказ-«затесь» Виктора Астафьева, который начинался так:
«Над окошком месяц. Под окошком ветер. Облетевший тополь серебрист и светел…» – доносится из приемника песня. И от пальцев ног, рук, от корешков волос, из каждой клеточки тела поднимается к сердцу капелька крови, колет его, наполняет слезами и горьким восторгом, хочется куда-то побежать, обнять кого-нибудь живого, покаяться перед всем миром или забиться в угол и выреветь всю горечь, какая есть в сердце, и ту, что пребудет еще в нем».
Излив нахлынувшие на него с песней чувства, заключив свою исповедь словами: «Шапки долой, Россия! Есенина поют!», Астафьев нигде не обмолвился о композиторе.
Попов не обиделся. Взволнованный дошедшим до него откликом, он отправил Астафьеву письмо и свою пластинку. И вскоре пришел ответ, в котором есть такие строки:
«Дорогой Евгений Григорьевич!
Когда я написал «Есенина поют», работая в глухой, угасающей вологодской деревеньке, находясь в одиночестве, в хвори, написал разом, в один присест, после того, как услышал песню по радио, то долго не мог дознаться, кто автор? Где живет?
… Я и сейчас не могу слушать эту песню спокойно, уже с первых слов, с запева баяна горло мне стискивают слезы, потому что эта песня и про мою, сгоревшую на войне и в послевоенной нужде, юность и молодость. Такая пространственная, пронзающая печаль!
Два точных попадания есть в Есенине: это «Письмо матери» (автор В.Н. Липатов – Т.Б.) и «Над окошком месяц», остальное близко, ближе всего – «Отговорила роща золотая», но все же, все же… Вы совершенно правы: писать «с Есениным вместе» невероятно трудно, думаю я, как и все, что «просто» и кажется тобой самим «сочиненное» – постичь порой невозможно…
…Поклон до земли Вашему хору и спасибо за такую, нужную России и еще не всем оглохшим россиянам работу.
Братски Вас обнимаю. Ваш Виктор Астафьев».
***
Евгений Григорьевич был красивым, простым, обаятельным человеком (пишу так не с чужих слов, сама однажды имела счастье с ним общаться). Ульяна, которая в детстве прямо-таки жила в филармонии за кулисами, вспоминает, что строгим дедушка мог быть только на репетиции, часто повторяя: «Должны быть дисциплина и дикция». При встрече с молодыми своими исполнителями неизменно спрашивал: «Ну, как дела, орёльчики мои?»
Он был очень скромным, в таком же духе воспитывал сына и внучку. Многие в школе №1, где училась Ульяна, знать не знали о том, из какой она семьи.
Однажды ее молодая учительница пришла к ней домой. Евгений Григорьевич провел ее к своему фортепьяно, что-то сыграл и спросил: «Как вам, понравилось? Это я сам сочинил». Учительница похвалила. Потом в разговоре с кем-то поделилась: «Какой дедушка у Ульянки: и играет, и сочиняет». И только тут узнала: это тот самый Попов!..
Может быть, именно этот смешной случай навел библиотекаря Ульяну Владимировну на мысль, что скромность скромностью, а школьники должны знать замечательных земляков. Вместе с руководителем школьной студии звучащего слова «Сказ» Т.Л. Швецовой она подготовила композицию «Есенин в музыке Попова». Как-то показали ее и в детской областной библиотеке. И снова – удивление коллег: «Мы не знали, что Попов – ваш дедушка».
* * *
В конце 80-х, в начале 90-х Евгений Григорьевич много болел, выезжать с хором на гастроли ему было трудно, и он стал в нем консультантом. Писать песен больше не хотел, но к 900-летию Рязани сочинил красивую мелодию. Слова к ней попросил написать своего друга Бориса Ивановича Жаворонкова. Началась, как всегда в таких случаях, нелегкая работа… Получился «Сказ о Рязани».
После этого Евгений Григорьевич вроде бы окончательно зарекся сочинять. Но однажды, вернувшись из школы, Ульяна застала деда с томиком Есенина из хорошо известного ей домашнего пятитомного издания. Он показал ей стихотворение…
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
Синь очей утративший во мгле…
Стихотворение это написано поэтом в 1925 году, почти перед концом. Что-то задело в нем Евгения Григорьевича, затронуло его душевные и композиторские струны.
Сочинялось нелегко. Нина Гавриловна критиковала мужа за то, что два первых слова второй строчки сливаются в неблагозвучное «синячей»… Был еще какой-то трудный пассаж. Но пришел момент, когда Евгений Григорьевич радостно отчитался перед внучкой: все проблемы устранены, он укротил их какими-то там «крещендо»…
Песню поют. Но редко. Может, не пришло еще ее время?
Умер Евгений Григорьевич 31 июля 1994 года. Нину Гавриловну хватило на то, чтобы справить поминки, девять дней, сорок… Потом она слегла. Думали – поправится, встанет, но Нина Гавриловна так и не встала. Умерла она в 2004 году…
Постскриптум. Просматривая напоследок опубликованные материалы о Е.Г. Попове, внимательнее прочитала относящиеся к 2001 году коллективные письма уважаемых рязанских авторов (А.Царьков, Т.Цуканова, Ю.Афонин, Н.Обыденкин, Е.Каширин) об увековечении памяти композитора. Хорошо, что его имя носят Рязанский хор, детская школа искусств №4. Но почему в Рязани нет улицы имени Евгения Попова, на доме, где он жил, и на здании филармонии отсутствуют памятные мемориальные доски? Вопросы эти до сих пор открыты.
Кто он? Что он?..
Человек, положивший невероятно много любви и труда на алтарь отечественной культуры. Один из немногих композиторов, наделивший есенинские строки абсолютным проникновением в русскую душу.