Погода, сами знаете, была не ахти, сцепились два циклона, пошли дожди… Зато высыпали (при тепле-то) грибы: свинухи, подберезовики, подосиновики. Прямо в поле, где я когда-то со своими школьными сверстниками убирала колхозную картошку. Теперь здесь, на чьих-то запущенных шести сотках «младая роща поднялась».
Но вообще-то бывшую колхозную землицу в нашем селе обустраивают основательно – возводят коттеджи, целые усадьбы с большими домами и дворовыми постройками. Кто строит, кто живет в коттеджах-дворцах или будет жить, сельчане, как правило, не знают. Владельцы их с местным людом не смешиваются, а наоборот, отгораживаются от него металлическими или каменными заборами. Разрыв между бедными и богатыми имеет в данном случае самое конкретное, зримое воплощение, но какой-то злобы, агрессии со стороны местных жителей я не наблюдала. Только иногда, глядя на эдакое дворянское поместье, задаются созерцательным, философским вопросом: «Сколько же деньжищ на все это надо?»
Застраивается поле с одной стороны села, где росла картошка. Говорят, что будет застраиваться и с другой, где золотилась пшеница и белела гречиха. Государству это выгодно? Наверное. Только вот сами бывшие колхозники говорят: «Чудно!» (с ударением, конечно, на последнем слоге).
«Чудес» в деревне много. Стучусь в ворота к соседке – не слышит. Мне советуют: «Позвони ей по мобильнику». Я так и делаю, и женщина появляется в окне. Обе рады встрече, смеемся над тем, каким образом соединились, и удивляемся: разве лет десять назад могли мы на нашей улице думать о таком роде общения?
А восстановление в селе церкви – разве не чудо? В раннем своем детстве видела ее огромные, разоренные, заставленные сельхозтехникой помещения. Потом церковь преобразили, сделали из нее сельский Дом культуры, и я подростком смотрела в ее стенах кинофильмы «Воскресение», «Гамлет». Потом снова были годы упадка и разора, казалось, ни к чему хорошему возврата уже не будет. Теперь же, как говорят, усилиями благотворителей, церковь действительно возродилась из пепла и сияет высоко в небе своим золотым куполом.
А вот наша основная школа в этом году закрылась – как задолго до этого закрылись две начальные школы.
Больше ста лет в селе была своя школа – гнездо, в котором выращивались, воспитывались жители именно нашего уголка земли, нашей местности, имеющей свои неповторимые особенности. И вот этого гнезда нет. Но сельчане, как мне приходилось слышать, не очень жалеют об этом: говорят, что в школе были неважные условия для образования.
И вот я думаю: а может, благотворителям, отстраивавшим церковь, надо было начать с другого угодного Богу дела – возрождения школы? Конечно, их деньги, им и решать, но все же. При наших-то природных красотах, культурных традициях можно было создать учебное заведение очень привлекательное и для детей, и для учителей, и для родителей. Может, возродилось бы село, а то ведь и в церковь-то ходить будет некому.
В пригожие осенние деньки народ на сельских улицах еще виден. Здесь и там мелькают восточные лица. Гости переняли нашу привычку здороваться даже с незнакомыми людьми, приветливо улыбаются и спрашивают: «Работа есть?» Конечно, везде. Гастарбайтеры и большие стройки вершат, и за всякую малую работу берутся. Без них – как без рук. Потому что сельские мужчины (как бы это поделикатнее сказать?) злоупотребляют… Гости с Востока тоже не без греха, но если подрядились, на работу являются. Правда, многого нашенского делать не умеют: например, срубить дровяной сарай. Мастерят какие-то будки. Впрочем, дровяные сараи сейчас особо и не нужны: во многие сельские дома проведен газ.
В эти дни работящие гости уже собираются к отбытию – домой, в теплые южные края. Законсервируется на зиму и всякое другое строительство. Деревня и ее коренные обитатели останутся как бы наедине друг с другом, со своими заботами, нуждами и «чудесами». Я бы пожелала своей малой родине самого большого чуда на свете – выжить…