Тридцать шесть кадров

№2 (6206) от 12 января 2024

Люблю снимки, с которыми связаны истории. Тут действует простое правило: если автору есть что рассказать про фотографию, если за ней стоит какое-то жизненное переживание, то и кадр, как правило, выразителен и неслучаен. Поэтому фотовыставка Андрея Карева в Фотодоме доставила мне настоящее удовольствие. «36 кадров» – 36 эпизодов из творческой биографии, 36 слепков времени. Больше на стандартной фотопленке и не помещалось, все снимки сделаны ещё в доцифровую эпоху, датированы преимущественно семидесятыми-девяностыми годами прошлого века.
Пленка длиною почти в 50 лет жизни. Запечатлевшая события из истории страны. Деревенские характеры, сельские ярмарки, творческих людей, фестивали, одиноких стариков, путч 1991 года и октябрьский переворот 1993-го, прощание с академиком Сахаровым, демократические веяния начала 90-х в Рязани… Процесс отбора фотографий на выставку занял у Андрея Борисовича, по собственному признанию, почти полгода. А начинается она с самого первого кадра. С того, что получился лучше других на первой плёнке, отснятой в детстве самостоятельно.
«Хорошо помню свою первую плёнку. Для поездки в деревню я выпросил у отца его «Зоркий» и коробочку «Фото-65». Накануне выпал снег, маленькая наша речка покрылась льдом. Ошалевшие от удивления гуси шли по замёрзшей воде там, где ещё вчера могли плавать. Белые берега, припорошённые первым снегом, белые гуси на белой реке… Полдня я бегал за хорошим снимком. Вечером, чтобы побыстрее перемотать плёнку, на последний кадр я снял свою бабушку, сидящую на любимом месте под стенными ходиками. Ничего путного у меня, 12-летнего парня, с пейзажами не получилось. А фотография бабушки, наоборот, удалась. Мы с папой потом напечатали её на коричневатой болгарской бумаге «Фохар», и я ещё долго хвалился этим снимком. Недавно эту карточку я обнаружил в альбоме у тётки. Чуть подретушированный бабушкин портрет и открыл эту выставку. На всех наших тогдашних «свемах» и «тасмах» было 36 кадров. 36 фотографий и на этой выставке. Это не самые лучшие снимки. Это самые яркие воспоминания. О людях, которые меня удивили, о событиях, оставшихся в памяти, о местах, которые мы уже никогда не увидим такими, какими они были».
А было много удивительного, интересного и порой анекдотичного во время съёмок. На студенческих сельхозработах Андрей по воскресеньям ходил снимать ярмарку в селе Столпцы. За три похода успел снять столько, что хватило на целую выставку. Но кому-то интерес фотографа не понравился, и вскоре бесхитростных бабушек и дедушек фотографу снимать запретили. Слишком уж неприглядным был весь этот сельский быт семидесятых-восьмидесятых… С таким же запретом он столкнулся в Рязани, когда фотографировал старые дома-развалюхи, чтобы осталась от них хоть какая-то память. Студенту истфака РГУ дали понять, что он неправильно выбрал фасад советской действительности, хотя фотографа интересовало исключительно краеведение.
Сейчас эти воспоминания вызывают лишь улыбку. Но и в наше время случались казусы. Андрей Карев поставил в Рязани рекорд по продолжительности одной фотовыставки. Она провисела в фойе ДК ровно 15 минут, после чего руководство культурного учреждения распорядилось её «маленько прикрыть». Метко подмеченные фотохудожником красоты рок-фестиваля «Нашествие» заставляли задуматься о ценности этого культурного явления в молодежной среде.

Дом у дороги

Для себя я особо отметил на выставке кадры из серии «Дом у дороги» – они были сняты Андреем Каревым во время его педагогической практики в сельской школе села Высокое. Об одном из портретов пусть и расскажет сам автор:
«В 1982 году на практику я решил поехать в сельскую школу. Досталось мне село Высокое, что на московской трассе.
Хозяйкой дома, в котором я жил, была маленькая немногословная старушка. К огорчению моему, время безжалостно стёрло её имя из моей памяти.
Дом строил сын, работавший в сталинское время в Кремле. О его трудовых успехах свидетельствовала грамота, висящая в раме на стене. Создавал он этот дом себе «на пенсию». Увы, ни достроить дом, ни выйти на пенсию ему было не суждено.
Дом был наполнен диковинными предметами. Был там утюг с ёмкостью для раскалённых углей, старые ходики, всегда показывающие шесть часов, огромное старое зеркало с треснувшей амальгамой, бесчисленные старинные инструменты. Казалось, все эти вещи жили в огромном пустом доме своей жизнью. Эту «жизнь вещей» я и стал снимать с разрешения хозяйки. Да и сама она безропотно и явно не без интереса фотографировалась. Снимал я в том доме всё свободное время. Даже на большой (целые полчаса!) перемене успевал добежать до дома и снять пару кадров.
Ночью дом начинал жить особой жизнью. Свет от фар проезжавших фур врывался сначала в ближнее окно, на долю секунды пропадал, чтобы появиться затем в следующем проёме. И так через все семь или восемь окон огромной комнаты.
В комнате была пара кроватей, шкаф с бабушкиной одеждой «на смерть», стол, над которым свисала с потолка единственная огромная (ватт на 200) лампа, комод, который себе облюбовала любимица хозяйки – старая ленивая кошка. Ей я привозил из города свежую рыбу.
Глуховатая бабушка часто спрашивала меня: «Сынок, а сколько времени-то?» Так и не расслышав, шептала: «А, всё к смерти ближе».
Старушка была очень набожная, постоянна молилась. Раз какой-то хмурый мужик привёз ей удобрение для капусты (село славилось квашеной капустой). Выгрузив мешок, забрал бутылку, засунул её привычно в карман брюк… В тот вечер бабушка молилась особенно долго и усердно.
Любимым её местом был сундук на кухне. Здесь она что-то штопала, чистила клубни, а чаще просто сидела и смотрела в большое старое зеркало.
Когда проезжаю сегодня Высокое, ищу глазами крепкий всё ещё дом рядом со старым «Теремком». Нахожу и радуюсь, вспоминая ту практику и поминая добрым словом мою старушку».

Материалы полосы подготовил Димитрий Соколов