Вечные жители Вселенной

Анатолий Ким: «Пишу как шаман»

Проза Анатолия Кима вводит читателя в измененное состояние сознания, раскрывающее таинственность этого мира. Все причинно-следственные связи уступают место другой, нездешней реальности, где не действуют привычные законы времени и пространства. И все же его книги – не фантастика, а попытка заново открыть человека, утратившего духовное зрение.

Анатолий Ким приезжал в Рязань на международные Федоровские чтения, встречался с читателями и журналистами, говорил о связях своего творчества с философией Циолковского, Вернадского, Федорова и других русских космистов.
Для Кима Рязанская область не чужая. В Клепиковском районе, где у него дом, создавались самые известные его произведения. Здесь же он испытал необыкновенные духовные переживания, побудившие писателя принять Святое Крещение. А крестным Анатолия Кима стал Иннокентий Смоктуновский, о котором позже Ким написал повесть и назвал ее просто – «Гений».
Мы задали писателю несколько вопросов. Ответы на них решили представить в виде монолога. Потому что о чем бы ни говорил Анатолий Ким, он всегда говорит о вечной жизни и победе над временем.

Координаты судьбы
– Судьба нас ведет по жизни. Мы, восточные люди, не сомневаемся, что судьба есть у каждого, и она дана не для того, чтобы ее менять. Непостижимыми путями вошла в мою жизнь философия Николая Федорова и других космистов и определила мое дальнейшее творчество.
Я перевез своих родителей с Дальнего Востока в Боровск. Начал изучать труды Циолковского. Узнал, что он ездил в Москву, в Румянцевскую библиотеку, там познакомился с Николаем Федоровым и от него узнал о теории живой единой Вселенной, проникся идеей, что у человечества одна общая судьба. Меня эта философия захватила. А потом я узнал, что и Циолковский, и Федоров преподавали в Боровске. Все координаты сошлись. Космическая философия монизма с ее представлением о том, что Вселенная – это единый организм, где все взаимосвязано, произвела во мне духовный переворот. После этого невозможно было писать социальные романы, оставаясь в области привычных реалий. Эту животворящую силу русской натурфилософии я ощущаю постоянно. Она расширяется в своем свечении и свидетельствует о беспредельности познания. Недавно вычитал у Вернадского, что мы, люди, очевидно, связаны глубоким родством с лесом, появившимся в эпоху Мезозоя. Я поразился, как похожи наши мысли. Мой роман «Отец-Лес» построен на этой же философии. И «Отец-Лес», и «Белку» я писал в мещерских краях, в деревне Немятово Клепиковского района.

«На земле я уходил от неразрешимых мучительных чувств и новых душевных ран в Путешествие – так, постепенно, и ушел я из прежнего мира, а также из бедного, нежного, такого беспомощного тела. Теперь – полет без собственных усилий и ожидания смерти, светлое сретение души и солнца. Спокойное чувство бессмертия осеняет мою дальнейшую дорогу к дому Учителя, и нет в моем сердце никакой тяжести или томления… Но и на этом пути, под земными небесами Онлирии, меня охватывает неудержимое желание обернуться и посмотреть назад».

Анатолий Ким,
из романа «Онлирия»

Мелодия существования
– Через всю философию Федорова проходит мысль о воскрешении отцов, вообще всех людей, живших на земле. Я не мог понять, как это выглядело бы практически. Потом пришло озарение – он же говорит не о механическом воскрешении, а о Вселенском бессмертии. Придя в этот мир, мы уже не исчезаем из него никогда, а продолжаем вечно присутствовать. Навсегда остаемся в нем. Пришли, поздоровались, сначала познакомились с родителями, потом с землей, с родом и навсегда остались. Но остались не такими, как сейчас, какими мы себя видим и знаем. Нам и с самим собой приходится прощаться. Такого, как я сейчас, уже не будет. И с нашим «Я» мы расстаемся, умирая. Вроде бы грустно. Но щемящее чувство и красота жизни в этом и заключаются. В незнании, с кем внутри себя предстоит расстаться. Эта тайна придает остроту и напевность нашему существованию. В неизвестности я вижу больше красоты и надежды, чем в уверенности, что за большие деньги меня заморозят в жидком азоте, а потом реанимируют и заменят старые органы на новые.

Магия реальности
Изучая в Корее родовые книги, я узнал, что в моем роду был поэт и писатель Ким Си Сып, живший в XV веке. Для корейцев он такой же великий, как Пушкин в русской литературе или Омар Хайям на Востоке. Наверное, мое писательство было предопределено. Я по этому поводу отшучиваюсь: когда я оказался в России, Лев Толстой и Ким Си Сып встретились на небе, посмотрели с высоты и подумали – вот бродит одинокий корейский парень, давай сделаем его русским писателем. Не знаю, сколько дал Господь способностей, но философский масштаб своих произведений я получил от русских космистов.
Термин «магический реализм» якобы выдумал Юрий Мамлеев, чтобы обозначить поэтику своих произведений. А потом он и меня записал в этот жанр. По правде говоря, вовсе не Мамлеев стал основателем магического реализма, этот жанр органически присущ всей литературе, где художественные миры создаются силой воображения автора.
В юности я мечтал стать художником. На третьем курсе художественного училища вдруг пришло желание писать. Три года я отслужил в армии, в конвойных войсках и вернулся в прежнюю жизнь с твердым знанием того, что мне нужно писать не красками, а словами. Хорошо, что русскоязычный писатель Анатолий Ким, который появился вначале, обладал хорошим вкусом и знал, что такое настоящая художественная литература. Он понял, что писательство заключается не в знании грамматики и чувстве стиля, а в умении найти адекватный язык для выражения волнующих тебя проблем существования. Я понял, что у меня нет этого языка, я не могу его нащупать, и тогда отправился к мусорному баку и сжег все, что написал раньше. Я чувствовал бессилие и отчаяние от того, что не мог выразить тайны, которые носил в себе. Тогда мой знаменитый предок на небесах, наверное, пожалел меня и направил на путь истинный.
Я был беден, работал крановщиком на стройке и ничего у меня не получалось в литературе. Лето выдалось жарким. Вся Москва пропахла дымом от горящих торфяных болот. А я оставался наедине со своей тоской и неспособностью нащупать свой путь. Тогда я и вспомнил о виденном мной несчастном корейце на Сахалине. Одинокий человек, чудак, не знавший русского языка, бродил по городу в резиновых сапогах и подъедал объедки в рабочих столовых. Оказалось, что он всю жизнь копил деньги, зашивал в свой пояс, а сам нищенствовал. Выяснилось это, когда бедолагу обокрали, и он пошел жаловаться, искать справедливости. Он до того был наивен и неграмотен, что не знал даже счета деньгам, и расплачивался с буфетчиком, подавая ему монеты – одна за другой, по лицу пытаясь определить, достаточно он дал денег за еду или нет.
Я вспомнил об этом потерянном человеке в душной Москве, затянутой дымом, почувствовал его душу, его безграничное одиночество, когда он бродил по пляжу в резиновых сапогах посреди этого праздника жизни. Я сел писать о нем рассказ, стараясь смотреть на мир его глазами и реагировать его чувствами. Так я написал свою первую повесть «Собиратели трав», и она получилась. Я понял, что писать по-настоящему можно только познав душу человека. Вот тогда и начались мои путешествия по срединной Руси – Рязань, Иваново, Тверь, Саратов… Я жил в районных гостиницах и слышал разную русскую речь, из которой родился мой язык. Тогда и началась подлинная работа, появились силы для выражения душевных переживаний, я стал русским писателем и обижаюсь, когда меня называют русскоязычным, имея в виду мою национальность.
Приступая к работе, я даже не знаю, сколько у меня будет героев, как сложится сюжет и пишу как шаман, улавливая что-то из воздуха. Пишу от руки, это помогает сохранять внутреннюю свободу, и никогда не устаю от работы. Могу писать 17 часов в сутки и ощущаю, что это не труд, а что-то другое.
Я не чувствую никакого масштаба своего дарования. Смотрел шоу с Максимом Галкиным, где выступают одаренные дети, и услышал там песенку: «Надоело быть маленькими-кими-кими». «Кими-кими» – это про меня. Вот и все, ничего больше. Какой-то звук, несколько слогов. Самое ценное – это непосредственность высказывания маленького, восторженного человека, который есть в каждом из нас, и продолжается дальше, через время. Может быть, это как раз он и не умирает, и ему подарено вечное воскресение?

Димитрий Соколов
Фото Андрея Павлушина