Водевиль и наказание

20.02.2021, 14:37

202

№12 (5917) от 19 февраля 2021

Илья Дель: «Достоевский сопровождает меня по жизни».

Илья Владимирович Дель

Родился 3 апреля 1985 года в городе Липецке.

Окончил ГИТИС и Российский государственный институт сценических искусств.

Сыграл более 20 ролей в ведущих театрах Санкт-Петербурга: МДТ (Театр Европы), Государственный театр «На Литейном», Академический театр имени Ленсовета, Академический театр им. А.С.Пушкина (Александринский), театр «Приют комедианта» и других.

Лауреат Санкт-Петербургской театральной премии «ПРОРЫВ 2012» в номинации «Лучший молодой актер драматического театра» за роль Ромео в спектакле «Ромео & Джульетта» в постановке Галины Ждановой (Театр на Литейном).

Обладатель Приза Санкт-Петербургского общества «Театрал» за роль Леньки в спектакле «Ленька Пантелеев. Мюзикл» в постановке М. Диденко и Н. Дрейдена (ТЮЗ им. Брянцева).

Номинант Национальной театральной Премии «Золотая маска 2013» в номинации «Лучшая мужская роль».

Один из создателей и первых актеров молодежного театра «Предел» г.Скопина.

Актер театра и кино Илья Дель в Рязани и родном городе Скопине – теперь не частый гость. Его творческая жизнь протекает на сценах и съемочных площадках Санкт-Петербурга и Москвы. В год 200-летия Достоевского мы беседуем с Ильей о том, какую роль сыграл Федор Михайлович в его актерской судьбе, об атмосфере северной столицы, которая для писателя была любимым городом. И о переменчивом культурном ландшафте, где Раскольников, «Идиот» и «Бесы» никогда не потеряют актуальности.

«До» и «после»

Р.В.: – Илья, Достоевский положил начало вашей театральной карьере. После спектакля «Дьяволов водевиль» в театре «Предел» о вас заговорили как о будущем успешном актере. «Крещение Достоевским» помогло вам в профессиональном росте?

И.Д: – Спектакль «Дьяволов водевиль» стал для меня переломным. До него был другой – «Моцарт и Сальери», тоже удачный, на мой взгляд. Но там роль Моцарта зиждилась на моей детской непосредственности, а вот играть как актер я начал в спектакле по Достоевскому. И эта роль вселила в меня веру. Дала надежду на то, что я могу заниматься актерской профессией и в этом есть какой-то смысл.

В театре «Предел» есть такие решающие, эпохальные спектакли. «Дьяволов водевиль» – один из них. Очень страстная была работа, с мучительными поисками и радостными озарениями всех его создателей – режиссера Владимира Деля и нас, актеров. А стала ли она для меня трамплином в профессию? В прямом смысле этого слова. Спектакль увидел мой будущий мастер, профессор ГИТИСа Олег Львович Кудряшов. Он его посмотрел и сказал: «Илья, я беру вас на свой курс». И я с минимальными испытаниями, очень легко поступил в одно из лучших театральных учебных заведений.

Р.В.: – Все эти годы, что вы служите в петербургских театрах, Федор Михайлович как-то присутствует в вашей жизни?

И.Д: – Конечно, присутствует! Даже если бы я не был связан с театральным искусством, Достоевский находился бы рядом. Моей настольной «Библией» стало «Собрание мыслей Достоевского». А если говорить о театре… Я уже репетировал князя Мышкина в театре Ленсовета, но режиссер Юрий Бутусов переключился на «Гамлета», и от задумки пришлось отказаться. И все-таки Льва Николаевича Мышкина, других героев Достоевского и даже самого Пушкина я сыграл, причем в естественных декорациях. Ежегодно Дом-музей Федора Михайловича в Кузнечном переулке проводит День Достоевского – феерический театрализованный праздник, собирающий огромное количество зрителей. И я остаюсь постоянным резидентом этого события, где происходит смешение различных искусств, жанров. Мы там и поем, и танцуем, и читаем стихи. Вот уж где моя актерская мечта и тоска по Достоевскому находят удовлетворение!

Постоянно присутствует чувство, что он сопровождает меня по жизни, и мы сосуществуем в тесном контакте и творческом диалоге. Решение приехать в Петербург и остаться тоже связано с различными культурными явлениями, навеянными Федором Михайловичем. Мне нравится ходить по тем местам, где он жил, гулял, они переносят меня в Петербург XIX века, и ты словно отключаешься от реальности, вдыхаешь воздух того времени.

Р.В.: – «Дьяволов водевиль» на фестивале «Рождественский парад» в Санкт-Петербурге был показан в театре «Приют комедианта». А теперь у вас там новая роль в спектакле по Достоевскому. Причем, оба спектакля оказались фаворитами. «Дьяволов водевиль» получил Гран-при, а «Преступление и наказание» Константина Богомолова – «Золотую маску». Расскажите об этой постановке.

И.Д: – Совпадения в духе Федора Михайловича! И это интервью я тоже даю в «Приюте комедианта». Я не очень-то доверяю знакам, но сейчас готов поверить в то, что этот театр на улице Садовой был предначертан мне судьбой. За 10 лет работы в нем я сыграл 12 ролей. При том, что у театра нет постоянной труппы. Так сошлись звезды! Возникло взаимное притяжение, любовь к этой сцене, режиссерам и партнерам. Да, вы правы, «Дьяволов водевиль» «выстрелил» на этих подмостках. После спектакля на сцену поднялась известный российский театровед Елена Горфункель, обняла нас, сказала много хороших слов. А потом подошел ассистент режиссера Владимира Бортко, который приступал к съемкам сериала «Идиот», и предложил попробоваться на роль Коли Иволгина. После кастинга меня на нее утвердили. Но сняться не получилось. Между кино и поступлением в институт я выбрал все-таки ГИТИС.

Что касается «Преступления и наказания» Константина Богомолова, где я играю Мармеладова, то сложно оценивать спектакль, внутри которого ты существуешь. Он создавался очень необычно для меня. Наши репетиции длились всего три недели. И все это время мы провели за столом: читали и читали текст. Константин Юрьевич искал верную интонацию, вслушивался в каждую фразу. Работа требовала постоянного напряжения, особой чуткости, настройки на язык. И потом, когда мы вышли на сцену, думая, что режиссер выстроит нам мизансцены и начнется пластическая работа, Константин Юрьевич сказал: ничего не меняем. Получился спектакль, лишенный штампов привычного восприятия Достоевского на сцене. Мы уже привыкли к страстям, переживаниям, слезам, крикам, душевным мучениям. А здесь – подчеркнутый минимализм, холодная отстраненность. Остаются только текст, мысли, интонация.

Со стороны зрительского восприятия, мне кажется, очень любопытно, когда ты остаешься один на один с мыслями писателя. Спектакль разворачивается в сознании, актер служит проводником. Это очень сложное сценическое существование, когда твой основной инструмент – слово. Ловишь себя на ощущениях, что хочется подключить свой темперамент, сочно обыграть реплики, но ты вынужден трансформировать энергию в артикуляцию мыслей героя. В нашем спектакле нет ни преступления, ни наказания. Раскольников не раскаивается, не приходит к Богу. Обычно мы, актеры, становимся некими адвокатами своих персонажей, всячески стараемся их оправдать, высветить черты, за которые их можно полюбить или простить. Здесь же мы ни защитники, ни люди, ищущие что-то хорошее в герое. Мы на сцене пытаемся понять мотивировки, занимаемся психоанализом. Спектакль задумывался с видеопроекцией, инсталляциями, но в последний момент Константин Богомолов отказался от разных эффектов и, по нашим актерским ощущениям, получилось намного лучше, о чем говорят и отзывы критиков, зрителей, полученные призы. У спектакля началась активная гастрольная жизнь в России и за границей. А для меня это был колоссальный опыт, разделивший театральную жизнь на «до» и «после».

Зеркало для общества

Р.В.: – Интересное решение. Я подозреваю, что сначала Раскольникову банально хотелось денег, а философия пришла потом. Но сейчас вопрос – о счастье. У Достоевского практически нет счастливых персонажей. У многих из них присутствует одна болезнь – чрезмерная амбициозность. Если нет смирения, благодарности за то, что имеешь, то нет и покоя. Легко ли молодой публике, на ваш взгляд, понять Достоевского сейчас, когда все вокруг заражены карьеризмом, а топливом для амбиций становится жажда денег? Это ведь такие понятные и близкие нашим современникам мотивы… Федор Михайлович сегодня может стать тем зеркалом, в котором мы увидим собственные отражения?

И.Д.: – Кому-то мои слова покажутся странными, но я в восторге от современной молодежи. Я в нее уверовал! Я считаю, что это прекрасные новые люди. В них есть та энергия, озабоченность поиском правды, свободы, какие-то очень правильные, нравственные начала, свойственные поискам самого Федора Михайловича Достоевского. Жажда денег, безразмерные амбиции – это, скорее, про старшее поколение, про сильных мира сего. Вот им в первую очередь нужно перечитать Достоевского.

Мне кажется, что учиться жить по книгам – не всегда правильный вариант. Но вопросы бытия ставить нужно, и Достоевский помогает нам если и не сформулировать их, то, по крайней мере, обозначить. Много мыслящих молодых людей приходят на наши спектакли, и, глядя на них, понимаешь, что все не зря. Я вот сейчас, отвечая на вопрос, думаю: а почему бы не сделать спектакль по Достоевскому в социальных сетях. Тексты и мысли Федора Михайловича настолько универсальны, что площадкой для них может стать виртуальная среда. Забабахать «Бесов» в Тик-Токе! Надо об этом подумать.

Р.В.: – В каких театрах Северной столицы успел поработать Илья Дель, и чем обусловлены постоянные поиски, смены площадок?

И.Д.: – Проще сказать, в каких не поработал. Попутешествовал я по театрам и площадкам Северной столицы вдоволь, чему несказанно рад. Чем вызван этот марафон? Только одним – желанием двигаться дальше, искать новых людей и партнеров, режиссеров, пробовать как можно больше разных методов, актерских и режиссерских школ. Когда я долго нахожусь на одном месте, в одной труппе, во мне закрываются какие-то внутренние двери. Как серый туман начинает обволакивать воздух курилок, и мне становится душно. Наваливается духота замкнутых пространств. И это начинает тебя опустошать, вытягивать силы, необходимые для творчества. Угасает способность интенсивного движения вперед. Давно я понял, что театр-дом – это история не про меня. Возможно, кто-то о нем мечтает, но это уже зависит от характера. Я познакомился с театрами Германии и убедился: проектная система тоже может быть эффективной. Театральный организм не зашлаковывается внутренними противоречиями, происходит его обновление. Когда я нахожусь в одном месте слишком долго, мне становится скучно и пропадает мотивация двигаться дальше. Я успокаиваюсь внутренне, а для творческой энергии это не очень хорошо, она застывает. «Приют комедианта» отвечает всем моим запросам и представлениям о театре – современном, городском, прорывном. У нас уютный камерный зал, и ты всегда на шаг ближе к зрителю.

Р.В.: – Санкт-Петербург представляется многим городом-консерватором, с более медленным течением времени. В какой степени он сейчас расположен к театральному новаторству?

И.Д.: – Только сегодня мы обсуждали с режиссером эту тему. Есть целое поколение петербуржцев, привыкших к классическому пониманию тетра и не желающих менять свои представления. Всякий отход от «канонов» воспринимается ими болезненно. Хотя постепенно я наблюдаю ломку этих предубеждений. Растет интерес к новым явлениям в театре. На мой взгляд, очень ценен опыт Юрия Николаевича Бутусова, который превратил театр Ленсовета в место невероятной творческой силы и новых форм, потрясающих зрительских впечатлений и культурных поворотов.

Консервативность тоже хороша. С одной стороны, она служит точкой отсчета, с другой – генерирует множество экспериментальных течений. Все самые авангардные театры зародились именно в Петербурге.

Р.В.: – Предложений от режиссеров у вас сегодня много. Что ближе по духу – классические формы или эксперимент?

И.Д.: – Конечно, эксперимент мне ближе. Идти за чем-то новым. Переворачивать смыслы, взрывать их, провоцировать зрительское воображение. Пока эта будоражащая энергия во мне не угасает. Хотя спектакль «Преступление и наказание» – абсолютно классический. Есть артист, слово и больше ничего. Классический до такой степени, что воспринимается многими как новаторский. Бывают такие парадоксы.

Проходные дворы

Р.В.: – Если выдаются свободные дни в Петербурге, как вы их проводите? Ведёте светскую жизнь? Валяетесь с книжкой на диване? Занимаетесь спортом? Путешествуете по книжным магазинам, выставкам?

И.Д.: – Семейная жизнь требует полной вовлеченности… в семейную жизнь. Какие уж там светские тусовки! Полежать с книжкой на диване люблю, но тут же ко мне приползает дочка и уже не до чтения. Из развлечений в моей жизни постоянно присутствует бег. Можно сказать, что ощущение бега по жизни, по театрам воплотилось в спортивном увлечении. Рядом с моим домом чудесный парк, где хорошо бегается, да и тексты ролей запоминаются быстрее.

Р.В.: – Какие места в городе дают особое вдохновение? Ощущение Санкт-Петербурга изменилось со времени первого приезда в этот город?

И.Д.: – С первого приезда ощущение Санкт-Петербурга сильно изменилось. В конце 90-х он казался мне более самобытным, таинственным, мистическим. Еще были открыты входы в парадные, а проходные дворы не задраены решетками. Не было еще наступления дикой коммерции по московскому образцу, всех этих бесконечных кофе-хаузов на фоне исторических фасадов. В городе я постоянно ловил атмосферу волшебства, новой тайны за поворотом. Сейчас растет ощущение, что Петербург обезличивается, становится похожим на другие города. Люблю до трепета в сердце Васильевский остров и места, связанные с Достоевским. Они не тронуты временем, там нет рекламы и мало машин, и ты реально переносишься на 100 – 200 лет назад. Очень атмосферный район – Коломна, где жил когда-то Пушкин. Вроде центр, а вроде и не центр, со своим течением времени. Сейчас я живу на окраине Петербурга и открываю для себя новые микрорайоны мегаполиса.

Р.В.: – Илья, расскажите о вашей работе в фильме Цой? Чем близок вам герой, которого вы сыграли?

И.Д.: – Я не был знаком с музыкантом Рикошетом, в миру Александром Аксеновым, но, судя по его рассказам, это был абсолютно оторванный от реальности человек, для которого не существовало границ. Какая-то в нем есть внутренняя смелость, свобода, правда. Везет он гроб, хочется ему поговорить с Цоем, и он с ним общается на своем языке. Мертвый Цой – это ведь необязательно слезы и тихий шепот. В этой открытости чувств он мне интересен. При том, что в нем есть доброта и любовь, не терпящие лицемерия. Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с талантливыми людьми на столичной площадке, с режиссером Алексеем Учителем. Ощущение единения и соавторства у меня продолжаются до сих пор.

В ожидании героя

Р.В.: – Сегодня писатели, драматурги, сценаристы находятся в поисках идеального героя. Очевидно, что голливудские образцы для русского человека не слишком подходят. Какого героя ждет российский зритель? Какого героя интересно было бы сыграть вам? И в каких предлагаемых обстоятельствах он должен действовать, чтобы вызвать к себе интерес и симпатии?

И.Д.: – Героя должно подсказать время. Искать его нужно, но предлагаемые обстоятельства сейчас настолько закручены, а правила существования в этой жизненной игре настолько запутанные, что сложно говорить о героизме. Наверное, героем станет тот, кто эти рамки не заметит и легко за них выйдет. Я думаю, что прорастание нового героя будет происходить на наших глазах. Это человек, который победит собственный страх, а сутью всех его побуждений будет доброта, желание помочь другим выбраться из тех тупиков, в которые мы сами себя загоняем. Это будет человек с абсолютно здоровой этикой, очень сильный и притягательный. Примеров, кстати, и сейчас немало.

Что касается желанной роли, то я жду, когда жизнь сама даст мне подсказку. Мне дорог князь Мышкин. Он ставит передо мной много вопросов. Когда персонаж – не просто человек, а чуть больше – очень сложно понять, как подойти к этой роли. Я не оставляю мечты ее сыграть.

Р.В.: – Теперь про Скопин. Вы еще не забыли этот маленький город? Как часто в нем бываете? А когда вновь прощаетесь и уезжаете в блистательный Петербург, бывает вам иногда грустно?

И.Д.: – Да, Дмитрий, бывает грустно. В старших классах школы Скопин мне представлялся глубокой провинцией, захолустьем. Я жил представлением о большой прекрасной жизни в мегаполисе, где ты можешь воплотить все свои мечты. Постепенно, с возрастом, особенно с рождением ребенка, Скопин начинает прорастать во мне местом очень родным и основным. Часто приезжать не получается. Однако при любой возможности мы всей семьей садимся в машину и едем.

В Скопине живут родные люди. Здесь спокойно. Есть возможность приехать на дачу, растянуться в гамаке, пообщаться с папой, поразмышлять о новых проектах. Скопин мне начинает сниться. Каждый уголок в нем связан с чем-то важным и дорогим. Этот город во мне, а я в нем, и эту связь невозможно разорвать.

Р.В.: – Спасибо, Илья, за интересную беседу!