Война Михаила Савина

№78 (6382) от 17 октября 2025

Фотокорреспондент рассказал о ней в своих дневниках

22 июня 1941 года

Тихое солнечное утро. Воскресенье. Двор редакции, где были и квартиры сотрудников, пуст. Я пришел сюда по привычке. Надо было что-то напечатать, кого-то снять, куда-то пойти с товарищами. Но ничего этого сделать не успел. По радио объявили о начале войны. Вскоре я пошёл по улицам Минска. Город сразу притих. Люди торопливо расходились по домам. В небе появились первые немецкие разведчики.

23 июня 1941 года

Поехал на аэродром в Лошицы, снял капитана Новикова, сбившего в первом бою фашистский самолёт. Встретился с лётчиком Ибатулиным, старым знакомым, которого незадолго до войны снимал как отличника боевой и политической подготовки. Он был утомлён, глаза ввалились. Несмотря на это, он был взволнованно рад. Ведь он тоже пустил к земле стервятника. Вдруг с запада появились самолёты. Вражеские! И все побежали по щелям. Я тоже прыгнул в ровик, чуть не напоровшись на штык винтовки. Тут же начали рваться первые бомбы. Земля затряслась, края щели обваливались. Наконец эти страшные минуты прошли. На лётном поле горели два истребителя, горела и деревня. Спешу в редакцию. По пути нашёл осколок бомбы, еще горячий. В редакции его рассматривали с интересом, как первый грозный знак войны.

Октябрь 1941 года

Лагерь редакции расположился в окрестностях Вязьмы. Палатки, в которых мы жили, прижались к кустарнику. Машины с типографским оборудованием стояли рядом. Выкопаны траншеи, щели. Все заняты работой. Тихо. Вернувшиеся с передовых корреспонденты готовят материалы в номер. Некоторые устроились на ступенях щелей. Алёша Сурков вместо стола приспособил пень, другие залезли в палатки. Редактор Миронов собрал всех находящихся здесь корреспондентов: все должны выехать в части, завтра начнется наше наступление. Мы были возбуждены до крайности. Вот оно наконец-то пришло.

7 марта 1942 года

Город Юхнов разрушен. Ни одного целого дома. Отступая, фашисты взорвали все каменные здания… Населения в городе не осталось. Многих немцы угнали с собой, другие разбежались по окрестным сёлам и деревням… Из рощи на окраине города артиллерия ведёт беспрерывный огонь по врагу. С резким свистом летят снаряды, догоняя удирающих фрицев. С наступлением темноты мы сидели в полуразрушенном каменном доме. Стекла выбиты. Проёмы окон завешаны плащ-палатками. Когда нам подали оладьи, только что испечённые на печке, сделанной из бензобочки, начался сильный миномётный и артиллерийский обстрел. Мины и снаряды рвались где-то рядом с нашим домом. Но разве это могло отвлечь нас от такого лакомства, каким являлись оладьи?

Июль 1943 года

Шла битва на Курской дуге. Весь день я пробыл на боевых позициях – снимал и радость победы, и горечь неудач. Ночь застала меня на опушке густого леса, где расположился штаб дивизии. Тишина во мраке. Кругом ни звука, ни огонька. Ощупью пробираюсь вглубь, боясь нарушить эту звенящую тишину. Наконец наткнулся на какие-то колеса. Спрашиваю: «Кто здесь?» – «Кухня», – заспанным голосом отвечает некто из тьмы. На просьбу дать что-нибудь поесть, повар ответил, что ничего не осталось, может, только каша в котле. Нащупал котёл. Под большой крышкой действительно оставалась холодная пшённая каша. Ложек в темноте не найти. Ну что ж, можно и рукой.

Вот расчёт противотанкового орудия ведёт прямой наводкой огонь по немецким танкам. Они отвечают. Идёт ожесточенная дуэль. После удачно снятого момента я поспешил отойти к опушке леса, где меня ждал конь. Снова, как и сюда, к орудийному расчёту, прижавшись к шее коня, поскакал в тыл.

Танковые сражения были грандиозны. С обеих сторон участвовали многие сотни танков. Огонь был настолько плотным, что находиться здесь было крайне опасно. Я упросил командира залезть в танк. Через люк мне удалось снять несколько моментов боя.

Победа!

Начало мая знаменует конец войны. На нашем фронте идёт успешная ликвидация последних группировок немцев.

Месяц тому назад я видел ужасную картину, страшней которой не видел за всю войну. В залив Фриш-Гаф немецкие войска вошли после падения Кенигсберга. Но спасения в заливе не нашли. Здесь они были полностью разгромлены нашей авиацией. Может быть, на километр или два берега были завалены разбитой техникой, людьми, лошадьми.

Сегодня, 8 мая, я и пишущие наши корреспонденты Булкин и Гнедин едем на последний оплот немцев, на косу Фриш-Нерунг, длиной семьдесят километров и шириной всего километр или полтора.

Поздно вечером вернулись на материк. Лёжа в постели, я задавал себе вопрос: кончилась или не кончилась? Радио западных союзников сообщало: «Кончилась». Но что поделаешь, если у нас она не кончилась, по-прежнему были слышны залпы пушек. И вдруг…

– Товарищи корреспонденты, проснитесь, может быть, это важно для вас, война кончилась, – сказал связной штаба.

Шесть утра, столовая полна военного народа. Она гудит радостными возбуждёнными криками. Объятья, поцелуи, поздравления… Стоят колонны обтрёпанных, раздавленных гитлеровцев. Впрочем, таких мы уже видывали. Через несколько минут я стал свидетелем, как два советских полковника принимали «парад» капитулировавших частей бронетанковой дивизии, а я запечатлел эти исторические моменты на плёнку. Это были последние кадры войны.

…Сразу после войны был принят собкором в «Огонёк». Более чем за полвека объездил все республики наши и многие зарубежные страны. Мои фотографии частенько печатались на страницах журнала. К своим героям я всегда относился с уважением и любовью, показывая их лучшие черты.