Леонид Иванович Окрут (справа) делится воспоминаними с председателем Рязанской областной ветеранской организации Николаем Ивановичем Войтковым

№46 (6250) от 21 июня 2024

О том, как фашисты напали на нашу страну, вспоминает ветеран Леонид Иванович Окрут

Леонид Иванович Окрут родился в семье военнослужащего. Его отец был офицером Красной Армии и служил в инженерно-сапёрных войсках. В 1939 году согласно подписанному с Германией пакту Молотова–Риббентропа к Советскому Союзу присоединили несколько областей Западной Белоруссии, Западной Украины, Прибалтики, Бессарабии. В 1940 году войскам дали приказ выдвинуться на границу и обустраивать новую пограничную полосу.

В июне 1941 года Леонид вместе с мамой проживал в Белоруссии, в приграничной инженерно-сапёрной воинской части, где служил его отец.

ДАЛЕЕ О СЕБЕ РАССКАЗЫВАЕТ ЛЕОНИД ИВАНОВИЧ ОКРУТ:

Нас бомбили и обстреливали

«Воинская часть, в которой служил мой отец, расположилась на опушке леса в полутора километрах от государственной границы в присоединённой Белостокской области, вошедшей в Западную Белоруссию. Отец был командиром роты в этой инженерно-сапёрной части. Семьи военнослужащих размещались в летнем бараке.

В субботу, 21 июня 1941 года, в части был праздник. Вечером в часть приехал Дмитрий Карбышев, впоследствии ставший известным как не сломленный фашистами генерал. Он курировал обустройство всей западной границы. В части прошло торжественное собрание, на котором Карбышев поблагодарил личный состав за быстрое обустройство части. Долго он задерживаться не стал, сел в машину и уехал куда-то дальше, а нам показали кинофильм о том, как Красная Армия сражалась с японскими самураями на Халхин-Голе. Мы смотрели, и нас распирало от гордости за мощь нашей армии. Фильм закончился около 12 часов ночи.

В палаточном лагере провели вечернюю поверку личного состава и объявили отбой, а мы с мамой и отцом немного погуляли и в первом часу легли спать.

Ровно в 4 часа мы проснулись от страшного грохота. Кругом всё горело, взрывалось, была слышна стрельба. Отец быстро оделся и побежал к своим бойцам, а мы выбежали из семейного барака и пытались понять, что происходит. Самолёты с чёрными крестами на бреющем полёте сбрасывали зажигательные бомбы. Люди метались, палатки горели. Загорелся и наш семейный барак. Женщина выносила мальчика на руках, а он уже был ранен осколком снаряда.

Через 15 минут из штаба части к нам прибежал посыльный и передал приказ командира всем семьям срочно эвакуироваться. Для этого нам дали «ЗИС». Некоторые даже успели какие-то вещи с собой прихватить. И вот мы поехали.

Проехали мимо военно-полевого аэродрома, на котором были сосредоточены легкие фанерные самолёты. Смотрим на них, а они все горят как свечки. Ни один не успел подняться в воздух. Когда мы выехали на дорогу, над нами появился немецкий самолёт и сбросил зажигательную бомбу прямо в кузов машины. На всех, кто был в кузове, от разрыва бомбы загорелась одежда. К нашему счастью, бомба была небольшая, всего три или пять килограммов. Мы повыскакивали в кювет и стали помогать друг другу тушить одежду.

Женщины предложили вернуться в часть, подумали, что наши бойцы немецкую атаку уже отбили, но одна женщина твёрдо сказала, что наш путь – на восток. Надо уходить, потому что это война.

Пожары, стрельба, кровь, трупы… Вот что такое для меня была война в первые её часы. Во всё это не верилось, привыкнуть к этому было невозможно. Машины у нас уже не было, она сгорела, и дальше мы продолжили путь пешком. Старались идти по перелескам, прятались за кустами. Очень устали, воды и еды с собой не было. Не на всех была и обувь, я шёл босиком. В первый день войны мне было неполных 9 лет. Со мной рядом шли такие же мальчишки, как и я, и наши мамы. Где наши отцы и что с ними, мы тогда не знали.

Мама сказала, что будем добираться до своих родственников, которые жили в деревне Симоновичи под Бобруйском. До неё от пограничной части, где служил отец, было около 500 километров. До деревни мы добрались только на четвёртые сутки. Где-то нас подвозили на армейской повозке с отступающими частями Красной Армии, где-то на машине, но, в основном, мы шли пешком.

В деревне были полицаи

Через Симоновичи проходило шоссе «Москва – Брест». Раньше эта дорога называлась Екатерининским трактом. Через дорогу, на другой стороне от нашего дома, располагался сельсовет. Мы туда зашли, и мама сказала, что добираемся из воинской части, на которую напал враг, уже четвёртые сутки. Нам не поверили, что часть разбита. Сказали, что наши бойцы там стоят железно и врага вглубь территории страны не пропустят.

Из сельсовета мы пришли к нашим бабушке и дедушке, а на следующий день район уже оккупировали немцы. В здании сельского совета немцы обустроили комендатуру, магазин и почту закрыли, а школу и клуб сожгли. Посередине деревни, чтобы всем было видно, поставили виселицу. Всех жителей немцы предупредили: если будем слушать советское радио, нас немедленно арестуют.

Месяца через три, где-то в конце августа, нам передали, что нашего отца видели в соседнем районе. Там организовывали партизанский отряд. Ну, слава Богу, мы хоть узнали, что наш отец живой.

В первые месяцы войны партизанские отряды по численности были небольшими. В них входили коммунисты, комсомольцы, отступающие бойцы Красной Армии, отставшие от своих частей.

Сводки с фронта до нас всё равно каким-то образом доходили. Мы лежали на завалинке и слушали, как взрослые говорили, что наши оставили Могилёв, Минск, а через какое-то время и Смоленск. Осенью мы узнали, что немцы подходят к Москве.

В деревне появились полицаи, свои же мужики. Самогону напьются и кричат, что теперь их власть пришла. Они принимали участие в арестах местных жителей. С Могилёвщины более 30 тысяч человек были отправлены на каторжные работы в Германию. Как только немцы узнавали, что в какой-нибудь деревне появились партизаны, они направляли туда карательные отряды, окружали деревню, сгоняли народ в какой-нибудь самый большой сарай и поджигали его. Всего в Белоруссии сожжены 192 села вместе с населением. После гибели в Хатыни 149 человек наш Верховный главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин приказал карателей 118 полицейского батальона в плен не брать.

Так я стал партизаном

Один полицейский в нашей деревне донёс на меня и на маму в комендатуру. Сказал, что мы – семья красного командира, но немцы не успели нас арестовать. Отец из партизанского отряда прислал посыльного, и тот увёл нас в лес. С отцом мы встретились в конце ноября 1941 года. С тех пор жили вместе, в составе партизанского отряда. Отец был одним из создателей отряда и руководителем группы бойцов. Впоследствии партизанский отряд перерос в бригаду. По численности он был одним из самых крупных в окрестных лесах.

Лесная жизнь была сложной. Зимой жили в землянке, а летом в шалаше. Иногда ходили в деревню, чтобы попросить немного картошки, хлеба и молока. Вместе со мной в партизанском отряде были ещё дети. Бойцы отряда нас жалели, с собой на задания не брали. Я всегда интересовался, чем партизаны были вооружёны, и как они дрались с фашистами.

Партизаны постоянно нападали на немецкие гарнизоны, минировали дороги и мосты, пускали под откос вражеские поезда, выводили из строя линии связи. Работа эта была очень опасной.

После удачных вылазок партизанский отряд пытались уничтожить каратели, но партизаны быстро меняли место дислокации, порой даже в болота уходили, куда немцы боялись сунуться.

С большой земли к нам в отряды переправляли оружие, взрывчатку и продукты питания. Для этого мы готовили поляну, вырубали кустарники, деревья, чтобы самолёт на неё мог сесть. Садился он только ночью, а площадку мы обозначали кострами. В этой работе и мне доводилось принимать участие. Приходилось работать и связным. Когда отряд располагался ближе к деревне, я туда несколько раз наведывался, чтобы разведать обстановку. Так я прожил в партизанском отряде почти три года вместе с отцом и мамой, которая была медиком. Работы у неё тоже было много.

В июле 1944 года Красная Армия освободила Белоруссию. По освобождению Белоруссии от фашистов была успешно проведена операция «Багратион». Партизанский отряд соединился с регулярными частями Красной Армии. Партизан переодели, перевооружили, и они стали бойцами регулярных частей, а мы с мамой вернулись в свою деревню к бабушке с дедушкой.

Отец дошёл до Варшавы. В одном из боёв был ранен осколком в ногу, лечился в госпитале. Обратно в боевую часть его не взяли, по ранению комиссовали и оставили в тыловых подразделениях в инженерно-сапёрных войсках. Для них работы хватало и на передовой, и в тылу.

Наша мирная жизнь

Нам выдали справки, что мы состояли в списках партизанского отряда. Во время оккупации школа не работала, и в первый класс я пошёл уже после того, как освободили нашу деревню. Мне было 12 лет. Деревня была большая, 350 дворов, но школьного здания не было. Учились по избам. В своей деревне я окончил семь классов, а продолжил учиться в райцентре с названием Городок. От нашей деревни он располагался в 10 километрах, но я постоянно ходил пешком.

В 10 классе пришла повестка в армию, но военкомат дал небольшую отсрочку и позволил окончить школу с условием, что после школы буду поступать военное училище. Так я попал в Рязанское военное артиллерийское училище. Потом на его базе было училище связи».

Вячеслав Астафьев
Фото Вячеслава Астафьева

ОТ РЕДАКЦИИ: После окончания училища была служба в Ракетных войсках стратегического назначения. Леонид Иванович Окрут прослужил до 1980 года, а в 1982 году получил квартиру в Рязани. Сейчас он в отставке, принимает активное участие в ветеранском движении, до недавнего времени работал военруком в школе № 48 города Рязани.

Подписывайтесь на наш новостной Telegram-канал!

Самое читаемое