Мещерские истории

№100 (5904) от 25 декабря 2020

Продолжаем новый цикл публикаций, авторами которых может стать каждый из вас. Давайте вместе вспомним, какой была Мещера вчера, какие светлые и грустные моменты мы пережили вместе с этой располагающей к неспешности и необыкновенно красивой территорией, покрытой лесами, полями, реками и озерами. Вспомним о людях, которые жили и живут в более чем 174 населенных пунктах, входящих в состав будущего кластера «Паустовский». О встречах с гостями Мещеры. Свои рассказы, заметки, воспоминания, фотографии присылайте на адрес руководителя проекта Екатерины Детушевой detushevae@mail.ru.

Сказы деда Олеши

Тума изначальная

«В прошлой-то раз, помнится, я тебе, друг ситный, начал сказывать, откуда название взялось у Тумы нашей. Ну дык, сегодня продолжим о том же.
Много, ой, много догадок всяких у нашего народу. Кто говорит, мол, название пошло от туманов, коих много в нашей болотистой местности. Иные утверждают, что Тума от слова «тумак» пошла. Третьи от погоста у озера ведут начало нашему поселку. Может, конечно, оно и так, но слыхал я от стариков вот какую штуку. Значит, дело было так. При царе-батюшке Иване, том самом, которого Грозным величают ныне, из новгородских земель выслали уйму людей – людей вольных, горячих – не смотри, что северяне! Долго скитались горемыки по землице русской, но век, как говорится, неприкаянными бродить не станешь. Русский человек домом да своею землею жив! Решили, значит, новгородцы в мещерской глухомани обосноваться, аккурат в том месте, где сейчас Тума стоит. В те времена в этом краю мордва жила, мурома, меря, мещера. Народы эти хоть и не очень-то православные были, но встретили переселенцев наших с добром и миром. Стали новгородцы обживаться, округу изучать. Скажу тебе, брат, округа наша в те времена иная была. Рощи росли дубовые в великом множестве. Ясное дело, новгородцы таких деревьев и не видали никогда у себя на северах. Стали они расспрашивать местных, мол, что за деревья такие чудные, могучие да статные. А те им на своем тарабарском наречии и отвечали, мол, «тум». Это дуб, по-нашенски если. Понравилось это слово новгородцам, дубовые рощи им тоже больно приглянулись, вот и решили они назвать свое поселение Тумой. Сейчас, конечно, мало где в тумском краю дубы встречаются, однако еще в позапрошлом веке, когда наш Троицкий храм строили, деревья эти росли и пользу великую приносили. Вот, к примеру, колокольня-то наша белокаменная на дубах стоит. Точно тебе говорю! Сделали для нее дубовое основание. Дуб – он никакой сырости не боится – самое то для нашей болотины – будет стоять дуб и только крепчать год от года. Думаю, от этой дубовой крепости да мощи и прозвали Туму железной, а жителей ее каменными!
Да, были-небыли…»

Алексей Гушан,
поэт, член Союза писателей России,
основатель дома-музея тумского сказителя «Были-небыли»

Зойкина корова

С Денисом Михайловичем Никитиным (он не менее известен как Никлс) я познакомился в начале 1990-х. Он, вернувшись из Штатов, решил делать свое шоу на радио и пришел ко мне по рекомендации общего друга.

– Никлс, – представился он.
Никлс имел рост под два метра. Вес тоже абсолютно радийный – где-то от 100,7 до 104,5 кг. А выглядел более чем колоритно: бейсболка «Лос-Анжелес Лейкерс», темно-красный блейзер с золотыми пуговицами, белая сорочка, фиолетовый шейный платок, огромные джинсы и расписные баскетбольные кроссовки высотой до колен. Его манеру одеваться я для себя определил как «албанский сутенер», и над этой формулировкой сначала ржал сам Никлс, а потом и его старший брат Андрей.
– Он классный! – сказал наш музредактор Боб, и они сделали воскресное супер-шоу «Обратный отсчет», на которое приходили – буквально – мешки писем. Уверен, что даже по е-мейлу никогда не будет получать столько писем ни один из существующих и будущих радиопроектов, сделанных в Рязани.
Никлс в эфире говорил очень громко, в каком-то бешеном темпе, с непривычным американоподобным интонированием. Слушателям очень нравилось. Но иногда он такую манеру включал и в быту. Это было более чем забавно.
Представьте себе картину. Деулино. Сентябрь. Утро. По дороге пастух гонит стадо. В стаде одна корова выделяется своей красной мастью. Никлс указывает на нее и говорит:
– Голландская!
– Голландская, – возражаю я, – должна быть черно-пестрая.
– Спорим?
Вмиг утреннюю сонную деревню оглашает гром такого голоса, что и не поймешь, кто это – шоумен или проповедник:
– Мир тебе, уважаемый!
Пастух посмотрел на него исподлобья и молча кивнул.
– Скажи мне, милый человек, – по-фирменному педалируя гласные, поднимает руку Никлс, – это корова голландская?
– Ты че, охренел? – пастух перекинул кнут с одного плеча на другое и добавил: – Это Зойкина корова.

Игорь Крысанов

Древние сказания в век кибернетики

Есть такое чувство – потрясение узнавания. Его может испытывать ребенок, узнав что-то важное в своей маленькой жизни, ученый, сделавший открытие, обыкновенный человек, которому вдруг выпало удачно прикоснуться к чему-то для него необычному, яркому.

Такое чувство испытываю и я, когда узнаю что-нибудь новое о своей малой родине, нашей Мещере. Мне, скромному краеведу, трудно судить, где тут правда или вымысел, в легендах, преданиях, или мифах, сказаниях.
Прошли века, отшумели эпохи, но остались здесь отголоски культуры и религии древних славян в исторических названиях на современной карте нашей Мещеры. Какой таинственностью веет от названий сел, деревень, рек, озер, этимология которых уходит в глубь веков: Чащур, Ушмор, Чисморка, Чулис, Муночь.
От самого центра Тумы асфальтированная лента дороги уносит нас на юг, в сторону деревень Уткино, Щурово, над мостками между которых протекает небольшая речка Беленькая. Дальше дорога ведет нас через деревню Шульгино, за которой – мостик через речку с одноименным названием. Обе реки текут с запада на восток, вливаясь в более крупную реку Нарва, и дорога поднимается на возвышенность. Через километра четыре дорога спускается к мосту через ручей, заросший кустарником шириной метра три, носящий название у местного населения Чисмарка. Ручей течет тоже с запада на восток из родничка из-под деревни Амлешово.
Чисмара в древней Руси – это место, где в языческой религии поклоняются Даждьбогу. Много мифов и преданий в окрестных деревнях об этом месте. Вот несколько из них.
В наших деревнях до сих пор верят в покинутую хозяюшку, что живет в заброшенной избе недалеко от ручья, потому что в окнах будто видят блуждающий свет (а я думаю, это бомжи греются или молодежь без культурных учреждений балуется). Все встречи (с не нашими) обычно случаются здесь, у святого ручья (как называется у аборигенов местных). Когда рассказывают в основном женщины, в их голосе полное убеждение, а вот мужики редко верят – сводят все в шутку.
Обычно рассказы такого рода начинаются так: «Настя шла из Тумы в Желудково, заморилась, сил нет, села отдохнуть, ее в сон и кинуло. А зима! И вдруг, откуда ни возьмись, старичок: «Вставай, вставай, – говорит, – деушка. Пойдем, деушка, домой». Настя оперлась о старика и пошла к ручью святому. Подходят, она и говорит: Пойдем, дедушка, ко мне домой. Куда ты отправляешься на ночь глядя? Хорошим чем не накормлю, а картохой накормлю и спать уложу. А старичок-то говорит: «Я в Амлешово пойду». Как ни уговаривала – уперся и пошел прочь. Настя-то глядит: идет, идет к святому роднику и скрылся. После спрашивала, нигде в деревне старика не видели и не слыхали.
А вот другая история. Ехали бабы на лошади и вдруг откуда ни возьмись мальчик: руки по швам. Дуська и говорит: «Анюта, смотри, мальчишка…». А он белый, прозрачный почти. Анюта-то и говорит: «Идет раз и пусть идет». Он какое-то время шел возле лошади. И как поравнялся с ручьем, так в кусты и прошел.
И еще одно сказание. Шел мужик (может быть и под хмельком). Вдруг откуда ни возьмись лошадь в кошеве (сани легкие), девка молодая управляет ею: «Садись, – говорит, – мужик, подвезу». Он и сел. И тут скоро так поехали. Сани-то в дерево – р-раз. Оглянулся мужик – один в лесу, в самой чащаре, возле святого ручья. Ни саней возле, ни лошади, ни девки.
И таких историй даже и сейчас можно услышать, они рассказывались как о чуде. А интересно в век кибернетики услышать это.

Виктор Касаткин,
старожил деревни Гуреево,
что в центре Мещеры