№17 (5922) от 15 марта 2021
Из всех рязанских фотокорреспондентов 60 – 90-х годов прошлого века наиболее рельефно отпечатался в моей памяти Станислав Андреевич Пастушенко.
Как сейчас помню тот осенний день. Начало 90-х, пилоты собрались на Ореховом озере, чтобы поднять в небо свои дельталеты. Мы со Станиславом оказались вместе на одном событии. Ситуация двусмысленная. Чей снимок пойдет в газету? Работали мы вдвоем от одних и тех же изданий. И тут мой старший коллега явил собой образец истинного великодушия. Он сделал все, чтобы мой репортаж получился лучше. Умея завязывать контакты с кем угодно, Стас подошел к одному из пилотов и за пару секунд договорился, чтобы тот взял меня в полет. Вскоре я уже парил в потоках воздуха, пытаясь снимать одной рукой, и не знал, благодарить ли Станислава Андреевича за услугу или сожалеть об опрометчивом решении подняться ввысь на шаткой конструкции с пропеллером. Через день мой репортаж стоял в газете.
Галантный репортер
Из родного Шилова Пастушенко переехал в Рязань, когда его отца назначили начальником управления сельского хозяйства. Откуда у него взялась репортерская хватка, так и осталось загадкой. За плечами парня были строительный техникум, позже Высшая партийная школа. Но все редакторы, когда не хватало новостей в номер, кивали в сторону фотокорреспондента – вот у кого надо учиться!
Он приходил в секретариат с готовым снимком и заметкой, когда другие журналисты были еще «ни сном, ни духом».
«Например, я ему говорил: «Стас, в области проходит конкурс пахарей». Он доставал пачку фотографий: «Уже готово! Какой тебе кадр?», – вспоминает Александр Потапов, работавший ответственным секретарем «Рязанского комсомольца» и «Молодежного курьера». – Незаменим был Стас на разных демонстрациях, когда в одном газетном снимке нужно было соединить все сразу: открытое лицо молодой комсомолки, броский лозунг, букеты цветов, трибуну с вождями, патриотическую символику и прочее, прочее… Пастушенко брался за ножницы и виртуозно соединял в одной панораме несколько отснятых сюжетов. Герои оставались в восторге и удивлялись, как красиво они, оказывается, выглядели со стороны. И самое главное – все было достоверно! Между прочим, редакторы «молодёжки» обычно именовали нашего фотокора по отчеству: Станислав Андреевич. Очевидно, опасались панибратства со стороны неугомонного Пастушенко. Случалось, когда главный редактор был в отъезде, а я его замещал, мы с Пастушенко давали в газете смелые снимки, в том числе и к материалам, критиковавшим ход «костоломных» реформ. Обычно Станислав заходил в кабинет, выкладывал на стол свою работу
(зачастую это был фотоколлаж), лукаво улыбался и говорил: «Слушай, старик, давай вот этот снимок в полосу забабахаем». Ну, и забабахивали… (Заметим, что в писательско-журналистской среде обращение «старик» означает не возраст, а дружеское расположение)».
Однажды Стас принес Потапову удивительный снимок – Ельцин со вскинутой рукой стоит на броневике! Оказалось, Пастушенко вклеил лицо Ельцина в фотографию памятника Ленину на Финляндском вокзале в Петербурге. Символ многозначительный! Так фотоколлаж Станислава Пастушенко пошёл в номер в качестве иллюстрации к публицистической статье писателя Валентина Сафонова».
В фотографиях и коллажах Станислава Андреевича, любившего пошутить, разрядить обстановку, проявлялся его характер. Легкость и непосредственность фотокора переходили в его репортажи.
«При всей своей внешней неуклюжести он был галантным и чутким человеком, щедрым на комплименты, – вспоминает журналист Ирина Воронцова. – Хорошо знал, как можно поднять человеку настроение. Если молоденькая корреспондентка шила себе наряды, он восторгался внешним видом модницы. Если кто-то старался похудеть, – говорил: «Совсем отощала!», и человек был счастлив».
Чины, звания, должности для него, кажется, не значили ничего. Он ни перед кем не преклонялся, не заискивал. Мог позвонить какой-нибудь директрисе, уважаемой Наталье Ивановне и закричать в трубку: «Наташка! Сколько раз тебе говорил: зови меня на эти мероприятия. Опять забыла?» и Наталья Ивановна спешила загладить свою вину. Его знали чуть ли не все городские руководители и считали своим.
«Литсотрудники любили с ним работать. Ему не надо было объяснять, что и как снимать, и подписи под фотографии он делал качественно, как мог. Когда на планерках в «Рязанском комсомольце» нам раздавали снимки, чтобы написать к ним тексты, я всегда старалась выбрать фото Пастушенко, – продолжает Ирина Воронцова. – Что меня особенно подкупало в его характере: он никогда не обижался, и не было человека, которого обидел бы он. Стас – это такое светлое, доброе облако в моих воспоминаниях о юности».
Дело свое он знал «от» и «до», всю работу выполнял молниеносно. Секретари райкомов и обкомов еще махали с трибун демонстрантам, а он уже возвращался на площадь с готовыми снимками и начинал их раздаривать. Так хотелось ему сделать людям приятное, удивить их, порадовать!
Щедрая душа
Выносливости Пастушенко было не занимать. В руках и ногах была настоящая молодецкая сила. «Как-то я увидел Стаса за необычным занятием, – рассказывает фотокорреспондент Владимир Проказников. – Он боролся на руках с кряжистыми мужиками и буквально вдавливал их в стол. Наверное, он мог бы стать чемпионом по армрестлингу».
«Мы поехали со Стасом на соревнования гребцов в Спасский район, – припоминает забавный случай известный спортивный журналист Вячеслав Чирков. – Сделали репортаж и сами решили посоревноваться – кто быстрее переплывет реку. Я был в отличной спортивной форме, но еле-еле оторвался и выиграл всего десяток метров. Все спортсмены наблюдали за нами с берега и подбадривали. Уже стемнело, а Стас не унимался, решил взять реванш. Прыгнули мы в воду, поплыли. Я коснулся берега, оглядываюсь, а Пастушенко нет. Все спортсмены в ужасе побежали к воде, чтобы вылавливать Стаса. И тут откуда-то из кустов выходит наш пропавший пловец и, потупившись, жалостливым голоском говорит: «Меня русалка утащила». Что с ним будешь делать!».
За маской балагура и весельчака скрывался проницательный человек и мастер своего дела, снимки которого публиковали все районные, многотиражные и областные издания, центральная пресса. Коллеги вспоминают, как Стас рассылал по всей стране фоторепортажи с есенинского праздника в Константинове, с других интересных, значимых мероприятий. Получив щедрый гонорар, прогуливал его с коллегами по работе или отправлялся на «пикник» в писательскую организацию, члены которой всегда были готовы поднять бокал за успех своего товарища.
Да и на что было копить деньги неугомонному фотокорреспонденту? От одиночества они не избавляли, а Стас был одинок – ни жены, ни детей. Не успел он устроить свою личную жизнь, с головой поглотила работа. А душа была как у большого ребенка. Разве будешь себя чувствовать уютно в этом мире, где каждый мнит себя великим?
К нему тянулись маленькие дети, словно ощущая родство, и с ними он общался легко, без опаски и предубеждения.
«К детям у Станислава Пастушенко было отношение особое, – вспоминает Александр Потапов, – у него всегда находились гостинцы для малышей. Бывало, заглянет в гости: «Привет, старик! Здравствуй, ласточка!». Тут же доставал из кармана конфеты или иные сладости (очевидно, закусочные) и одаривал моих детей. А те от души радовались: «Наш дядя Стас пришёл!» Помню, однажды мой друг вернулся из поездки в Белоруссию. Зашёл в гости, жестом фокусника достал из-за пазухи дудочку, посвистел в неё и протянул инструмент моему маленькому сыну: «Держи, это тебе “Песняры” в подарок прислали…»
Помню, перед новогодним праздником Станислав заговорщически сказал мне: «Слушай, старик, я приду к тебе в Новогоднюю ночь», – продолжает рассказ Александр Потапов. – Понятное дело: ему не с кем было разделить веселье, ведь под Новый год особенно остро чувствуется одиночество. Пастушенко заранее занес банку своего любимого плодово-ягодного напитка и отдал моей жене на хранение. Ну, а в новогоднюю ночь, закончив редакционные дела, мы хорошенько посидели у меня дома на кухне, рассказывая друг другу журналистские байки и смешные случаи, а потом отправились в ночь гулять. Завалились к писателю Валентину Сафонову, который жил по соседству, снова устроили застолье, а потом вернулись ко мне и веселились почти до утра… Такое было доброе время. Оно запомнилось на всю жизнь».
Остров имени Пастушенко
Однажды в лабораторном шкафу в редакции вдруг не оказалось химикатов для проявителя. Вчера еще были и куда-то делись? Станислав Андреевич прошел мимо и пожал плечами. А на следующий день повел меня в дальние уголки подвала, где хранились целые мешки сульфита натрия и гидрохинона: «Бери, сколько тебе нужно». Сам он не очень любил возиться с химией. Вместо того чтобы обновить раствор, нагревал его калорифером, выжимая из него последние соки. Поэтому в его кабине всегда витал стойкий химический запах. Не безвредный, кстати, для организма.
Как-то утром в редакции я заметил, что Станислав Андреевич поднимается по лестнице с одышкой, останавливаясь после каждого пролета, держится за перила. Вернувшись из Москвы после сессии, я встретил его на улице и не узнал: пиджак, с трудом сходившийся на круглом животике, теперь болтался и был словно парусом, который раскачивал нашего доброго и всегда веселого репортера из стороны в сторону. Он не мог уже ничего есть, и врачи не могли ничего сделать. Я стоял и с болью смотрел, как Стас пытается выпить стакан сока в магазине, с каким трудом дается ему каждый глоток, на дворе был 1997 год, последний в жизни Станислава Андреевича. Ему только-только исполнилось шестьдесят.
Где-то в Охотском море волны омывают остров имени Пастушенко… Работая фотокором в изданиях Дальнего Востока, он однажды оказался в гостях у метеорологов и застрял на базе наблюдения из-за непогоды. Проведя несколько дней в обществе никогда не унывающего Стаса, синоптики присвоили одному из островов подведомственного им архипелага имя Пастушенко, сделав соответствующую запись в документах. До такой степени очаровал их этот человек.
Теперь я знаю, что выражение «незаменимых нет» придумали бездарности. Звезда, сошедшая с орбиты, нарушает всю систему гравитации планет, и сами они начинают беспомощно вращаться в холодном космосе. Ушли такие люди, как Станислав Андреевич, и ушли в небытие газеты – сначала молодежная, потом другая, ее старший брат. На излете тех далеких лет помню наш разговор. Я листал в фотолаборатории подшивку газет и тут подошел Стас.
– Слушай, «Рязанские ведомости» ищут фотокорреспондента. Иди к ним, чего ты здесь будешь киснуть? – подмигнул коллега. – Пишешь ты слабовато, а там, глядишь, дело пойдет…
И он, конечно, оказался прав. Вскоре я устроился журналистом в «Рязанские ведомости», а «Приокская газета перестала выходить». Когда с улицы Циолковского я сворачиваю к Дому печати, частенько поглядываю на окна цокольного этажа, где когда-то находилась фотолаборатория редакции. Вспоминаю особый запах проявителя и горячего глянцевателя с отпавшими от барабана упругими отпечатками. Вся эта картинка в моей памяти неотделима от Стаса. Человека, который сначала отнесся к моим творческим потугам с недоверием, а потом отправил меня в полет. И вот я лечу.
Димитрий Соколов
Фото из архива семьи Черниковых
P.S. Первая персональная фотовыставка Станислава Пастушенко прошла уже без него в Доме печати в 2017 году и была посвящена 80-летию нашего коллеги. А еще раньше несколько снимков С.А. Пастушенко в составе коллективной экспозиции ушедших из жизни фотокоров представил Евгений Николаевич Каширин.
Купить электронную копию газеты