Незакатная радуга

Владимир Хомяков – участник литературного клуба «Первая строка»

Родился 15 февраля 1955 года в селе Косиха Алтайского края. С августа 1958 года живёт в городе Сасово. Служил в армии, окончил РФ МГИК. Автор двух десятков стихотворных и краеведческих сборников, многочисленных публикаций в столичной печати. Член Союза писателей России с 1995 года, почётный гражданин города Сасово (2013), лауреат Национальной премии «Имперская культура» (2020), награждён медалями и нагрудными знаками. Основатель и руководитель литературного клуба «Первая строка».

МАТЬ И МАЧЕХА

1

В жизни так оно сложилось:
дважды был отец женат.
Но парнишке не тужилось:
не почуял он разлад.

Жил у матери порою,
а порою у отца.
Не стоял раздор горою –
не обидели мальца.

Рос не робкий, не упрямый
и забот больших не знал.
Называл родную – мамой,
а другую – тётей звал.

– Ах ты, ласковый телятко,
выпей, с хлебцем, молока.
…Лишь отец – он для порядка
строг был, твёрдая рука.

2

Но нагрянул гром набатный –
на войну призвал отца.
Дожидайся в путь обратный
фронтового письмеца.

Хоть в крови сгорают зори –
жди с молитвою еси.
И людей роднило горе,
как ведётся на Руси.

Треугольнички кружили
по родимой стороне.
И надеждой люди жили
и в тылу, и на войне.

3

Лютым было это лето,
с фронта весточки не шли.
Жив ли, нет – проси ответа
у небес и у земли.

Жив!
И вот парнишка мчится
с жаркой вестью от отца.
Жив!
И вновь лицо лучится,
нет счастливее лица.

В доме том и в доме этом –
от лампад заветный свет.
А сынку, по всем приметам,
непременно быть поэтом.
…И ему семнадцать лет.

4

Шибко храброго не корчил:
смел лишь тот, кто сердцем смел.
Класс девятый он окончил,
а десятый – не успел.

На бумаге слово веско.
Снизу подпись: военком.
Вот и ахнула повестка –
не рыдайте над сынком!

Снедь нехитрую собрали
обе женщины ему.
И столкнулись на вокзале,
и, вздохнув о дальней дали,
вышли молча в полутьму.

…Синь пронзительна до стона.
Крестный путь суров и свят.
У гудящего вагона
мать и мачеха стоят.

ДВОР

Брату Валерию

Вновь пройдём мы двором незабытым,
и собака окликнет нас: «Хальт!»
Все лазейки в заборах – забиты,
сквозь траву прорастает асфальт.

В окнах вставлены новые стёкла,
есть удобства в квартирах теперь.
Только всё-таки что-то поблёкло
после стольких разлук и потерь.

И не слышно вечернего спора,
что порою витал над крыльцом.
И снесут его, видимо, скоро,
тот сарай, что построен отцом.

На скамье опрокинута чарка.
Под скамейкой – хмелеет мужик.
«Ахтунг! Ахтунг!» – взывает овчарка.
Но при чём тут немецкий язык?

Мы его в школе толком не знали,
разве ж только одно: «Хенде хох!»
Мы победные помним медали
самой смелой из наших эпох.

Помним радио: «В космосе – наши!»
Марш спортивный задорил юнцов.
А в воротах динамовских – Яшин,
а в «Торпедо» – тараном – Стрельцов.

Вновь мечтать о триумфах футбольных
и гонять перелатанный мяч!
Двор – он вырастил нас, своевольных,
не сдающихся от неудач.

Точный пас отдавая в паденье,
если ты по-хорошему зол,
вновь вставать,
вновь лететь в нападенье –
и в «девятку» вколачивать гол!

ПОДСОЛНУХ

Разлив капустных грядок полусонных.
Листвы вишнёвой лёгкий разговор.
Невесть откуда взявшийся подсолнух,
того гляди, махнёт через забор.

Стоит подсолнух,
головою вертит,
как будто любопытно всё ему:
откуда веет августовский ветер,
и скоро ль утро сменит полутьму?

Высок подсолнух.
До него охочи
лихие воробьи и ребятня.
А он смеётся и понять не хочет:
«И что им только надо от меня?»

В России лето пролетает быстро.
Растёт он молодцом, подсолнух наш —
кум королю и даже сват министру,
а солнышку — двоюродный племяш.

А ну, гармонь,
да вперемеж с баяном,
да разведи мехи, аккордеон!
Пусть нам твердят,
что прошлое туманно, —
не раз ему отвесим мы поклон.

Всё вспомним мы:
и дедовскую сказку,
и пышный сад,
и щедрый огород.
Кто нас очередной малюет краской?
Кто там кидает камешки в народ?

Река блеснёт живительной волною
и смоет с сердца грусть-тоску-печаль
и то, что сами мы себе виною,
и то, что нам самих себя не жаль.

В России — лето,
нет, не привозное,
своё родное, яркое еси!
Хватает и прохлады в нём, и зноя,
грозы и града,
Господи спаси!

Торопится уборка урожая
и полнит погреба и закрома,
чтоб мы самих себя зауважали
и довели все думы до ума.

…Распахнутая занавесь на окнах.
И греет жизнь дыханием своим.
Сквозь дождик улыбается подсолнух —
и незакатна радуга над ним!

***

Ах, как много на свете кошек…-
С. Есенин

Нами столько вместе прожито дней!
Вот и вновь растаял мартовский снег.
– Моя кошка! – говорю я о ней.
А она мурлычет: – Мой человек!

И пускай под вечер мы устаём, –
не пролёживаем долго бока:
вышло утро – на зарядку встаём
и немного заморим червяка.

Я за дело, за работу сажусь,
чтоб запела, забурлила строка.
На свою подружку не нагляжусь:
до чего она в движеньях ловка!

Вот взлетит на подоконник стрелой,
вот промчится воронёным коньком,
а не то – начнёт вертеться юлой:
всё с задором молодым, с огоньком!

И пока глаголю я о мирах,
и пока я отворяю слова,
мне мяучит, развалясь на коврах:
«Не грусти, на свете всё – трын-трава!»

Завершаю я раздумья свои.
Как мне пишется сегодня легко!
А потом гоняем вместе чаи,
нет, она, конечно, пьёт молоко.

А за окнами снижается свет,
а за окнами сгущается тень.
Остывающему солнцу вослед
улыбнёмся: «До свидания, день!»

Утро будет, как всегда, мудреней.
Так, в согласье, коротаем свой век.
– Моя кошка! – говорю я о ней.
А она мурлычет: – Мой человек!

***

…И в дни родных побед,
и в дни утрат,
во времена единства
и раскола,
как благовест восходит,
как набат,
сердцебиенье русского глагола!