Всмотрись, как в зеркало, в слова

Ученый, педагог, переводчик Яков Колкер отметил 80-летие. Он ни на день не оставляет работу и творчество

Есть люди, полные устремлений, деятельные и внимательные к мелочам, с кругозором безграничным, как океан. Они не кичатся заслугами, а спокойно трудятся и внемлют всему, что несет им жизнь. Таков Яков Колкер, кандидат педагогических наук, доцент, профессор кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина, почетный работник высшего профессионального образования РФ.

Новаторская работа Я.М. Колкера и его коллег в РГУ предвосхитила то, что впоследствии назовут на Западе «концепцией глобального образования». Эта система подразумевает приобретение обширных знаний, в первую очередь, практических, в разных областях, целостное восприятие мира и стремление постоянно учиться чему-то новому. Рязанские педагоги впервые обсудили концепцию с американскими коллегами в 90-х. Но, по воспоминаниям коллеги Я. Колкера Елены Устиновой, в РГУ подобные наработки уже были! Впоследствии Яков Моисеевич и его коллеги выпустили несколько пособий о концепции глобального образования.

За десятилетия работы у Якова Моисеевича вышло более 90 публикаций по методике преподавания иностранных языков, теории и практике перевода, а также концепции глобального образования. Ему присвоено звание почетного профессора в Рязани – за новаторскую работу в РГУ и в китайском Чанчуне – за налаживание российско-китайских связей и открытие в Рязани Института Конфуция, считающегося ныне одним из лучших в России. Жемчужины труда и творчества профессора – поэтические переводы, причем Яков Моисеевич переводит и русские произведения на английский.
Мы побеседовали со знатоком слова о том, как «погружаться» в язык, о продвижении русской культуры в мире и о призвании учителя и переводчика.

Педагог – это подвижник

Р.В. – Яков Моисеевич, вы продолжаете активно преподавать и заниматься научной работой. Как построен ваш график?

Я.К. – Видите ли, я просто не знаю, что такое пассивное преподавание (улыбается). Работаю так же интенсивно, как и в 1965 году, когда я только пришел в Рязанский педагогический институт. Временами у меня бывает по три пары в день, это шесть часов. При этом надо успевать заниматься наукой и переводами – но не могу сказать, что я устал.
Правда, и тогда, и сейчас нам не хватает времени, чтобы дать нашим студентам то, что считаем нужным. Изменился и другой момент: я перестал вести их от первого до последнего курса. А мне очень важно постоянно работать с ними и исследовать в итоге, получились ли, на мой взгляд, люди. Ведь молодые педагоги – особого склада, и не каждый впоследствии выдержит трудности, которые предполагает профессия.

Преумножать лучшее

Р.В. – Вы выучили несколько поколений студентов. Чем, на ваш взгляд, они отличаются?

Я.К. – В разное время встречаются и те, кто создан для изучения языка, и те, кому это дается сложнее. До магистратуры, а тем более аспирантуры доходят немногие. Есть студенты, которых сражает «синдром Рязани»: хочу учиться в столице, и все!

Р.В. – Тем не менее вас Москва не переманила, хотя у вас масса идей и заслуг…

Я.К. – А я никогда и не колебался. Да, я работал и в США, и в Китае, и в Японии, а конференции были в еще большем количестве стран… Но мое дело, мои студенты – здесь.

Р.В. – К слову о конференциях. За рубежом Россию воспринимают через призму местной пропаганды?

Я.К. – В целом я не замечал неприязни. И коллег, которые охотно с нами сотрудничают, много. К примеру, Тони Керквуд из США всегда вставляет рязанские материалы, хотя бы фрагментами, в свои публикации. Майкл Пэрсглав тоже прекрасно относится к России: человек, который переводит Тургенева, не может иначе. Знаете, главное в любых контактах – настрой, с которым идешь к людям. Возможно, я не был настроен на негатив (улыбается). Тем, кто говорит: «А вот Россию не любят!» – могу сказать: не множьте эти идеи в пространстве. Лучше продвигайте тех, кто Россию любит, чтобы их голоса звучали громче.

По заветам Маршака

Р.В. – Почему вы выбрали делом своей жизни именно иностранные языки, преподавание?

Я.К. – Так сложилось… Мама была учителем математики, папа – физики, а я заинтересовался языками. Много читал и обсуждал с друзьями книги, искусство… Тогда были другие дети, и школьные учителя тоже. Педагоги, у которых я учился, знали латынь! А когда мы не понимали что-то на этом языке, нас иронически называли «бушменами» (улыбается). Не скажу, что всем было чрезвычайно интересно учиться, но в нас это поощряли – устраивали литературные вечера, игры…
В университете я получил две специальности – «английский язык и английская литература» и «украинский язык и украинская литература». После этого два года проработал учителем английского в мореходном училище в Килие (город на границе Украины и Румынии, на берегу Дуная. – Р.В.). В это время моя университетская преподавательница тайно послала мои переводы стихотворений с английского самому Самуилу Маршаку! Тогда достаточно было знать адрес, а такие люди, как Маршак, не оставляли письма без ответа… И вот я пришел как-то на почту за письмами до востребования и увидел пакет от Маршака! Он писал, что у меня определенно есть способности, но отмечал, что нужно быть требовательным к себе и развиваться. Мы с женой посовещались и решили, что я должен ехать учиться в Москву.
Так я поступил на Высшие педагогические курсы при МГПИИИЯ имени М. Тореза и стал учеником великого Вильгельма Левика – переводчика произведений Ронсара, Бодлера, Байрона… Самуил Яковлевич, к сожалению, тогда был болен и не мог учить меня сам, поэтому позвонил Левику, и тот пригласил меня заниматься. Вильгельм Вениаминович принял меня как члена семьи.

Р.В. – Вы переводите не только с английского на русский, но и с русского на английский, что редкость…

Я.К. – Переводы «в оба конца» сложны одинаково. Художественные переводы на английский важны, чтобы представлять русский язык и культуру за рубежом. Я считал и буду считать, что мы делаем для этого крайне недостаточно! Да, полностью донести дух и смысл бывает тяжело, но я злюсь, когда мне говорят, что, скажем, Есенин непереводим. Неправда.

Сила слова и знания

Р.В. – Современные переводчики художественной литературы говорят, что это малооплачиваемый и адски тяжелый труд. Сетуют, что скоро за них все будет делать техника. Вы согласны с ними?
Я.К. – Абсолютно нет. Они не знают главного: силы слова. Помните, Давид Самойлов писал: «Люблю обычные слова: как неизведанные страны, они понятны лишь сперва, потом значенья их туманны. Их протирают, как стекло, и в этом наше ремесло». Те, кто идет учиться осознанно, знают это.

Р.В. – И в завершение: в какую сторону вам хочется двигаться дальше, чего еще достичь?

Я.К. – Не знаю, на какой срок дан человеку его интеллект, но пока я делаю то, что делаю. Конечно, никто не может знать и уметь всего. Иногда даже стыжусь собственной неграмотности. В Японии я познакомился с ученым, который ни разу не был в России, но исследовал русские летописи! Причем так глубоко, что по его «наводкам» проводились раскопки… Он читал мне по-русски Цветаеву, а я сидел и корил себя: смогу ли я так же свободно декламировать японских поэтов?
Я уверен, что мы сейчас на пороге очередного расцвета русской переводческой школы. Я готов работать ради этого, мои коллеги могут этому учить. Пусть сохраняется живое слово и его истинное понимание – на всех языках.

Р.В. – Спасибо за беседу, Яков Моисеевич!

Татьяна Клемешева