Забытые поэты

Николай Фомичев

Двужильный русский Мефистофель…

Николай Петрович Фомичев родился в 1917 году в селе Калетинка, Рязанской области. В 1933 году переехал в Москву, здесь окончил школу, поступил в институт. В 1939 году был призван в армию. С первых дней войны на фронте. Летом 1942 года тяжелоконтуженый попал в немецкий плен. В плену, в тюрьмах и лагерях, начал писать. Его стихи и песни нелегально распространялись среди советских людей, томящихся в фашистской неволе. В 1945 году был освобожден из плена и вернулся на Родину. Первая книга «Забыть нельзя» вышла в 1960 году. В предисловии к ней С. С. Смирнов писал: «Николай Фомичев — человек уже зрелый и много испытавший. Он один из тех, кто в первые годы войны, сражаясь на фронте с оружием в руках, волею судеб оказался в страшном фашистском плену — среди „мрака и тумана“ фашистских лагерей. Все прошел пленный № 4466, бывший студент, а потом солдат Николай Фомичев: голод и унижения, побои и вечное ожидание смерти, невыносимый труд и бесчеловечные пытки. И только сила духа советского человека, неугасимая вера в свой народ и армию, вера в дело коммунизма помогли ему, как и многим его товарищам по несчастью, с незапятнанным достоинством и честью пройти через все эти испытания».

Фомичев через эти испытания прошел, а потом еще учился в литинституте и читал свои “лагерные” стихи – не из ГУЛАГа, из фашистского концлагеря. Именно там он начал писать, вернее проговаривать свои стихи. Они сегодня необыкновенно актуальны – и о войне, и о нацистском плене.

Корка хлеба

Я под приветственные крики
В тюрьме стихи свои читал.
И в знак того, что я − великий,
Мне корку хлеба кто-то дал.

Пускай, пускай преувеличен
Мой стихотворный скромный дар.
Но от пинков и зуботычин
Пишу всё злее, поэтичней,
И мной заслужен гонорар…

1942–1944, бохумская тюрьма

1942

Сегодня враг пять раз атаковал…
Сегодня враг пять раз атаковал.
Хоть был отбит, но снова танки лезут!
Стук. Грохот. Точно лупят в сто кувалд
По листовому толстому железу.

То наши пушки рурскую броню
Коверкают последними снарядами…
Их нет уже! Фашисты на стерню
С лобастых танков, как лягушки, прядают.

Стальные чудища над нами тарахтят,
Окопы мнут… Но мы народ живучий:
Рвём гусеницы связками гранат
И жжём броню бутылками с горючим!..

…Очнувшийся, ворочался впотьмах.
Солёно-кислым щекотало глотку.
И видел глаз в зелёных небесах
Багровую ущербную луну,
Как на лужайке − всю в крови пилотку…

То знобит, то становится жарко…
То знобит, то становится жарко:
Из окна мне картинка видна −
Золотой остроносой байдаркой
Проплывает по небу луна.

Вспоминаю весенние парки,
Молодую спортивную прыть…
Очень жаль, что на лунной байдарке
Невозможно в Россию уплыть!

Арийская культура

Попал я в лагерь из тюрьмы − в такой,
Где комендант стал неплохим поэтом!
Рифмует он ладонь с моей щекой
И звучной рифмой хвалится при этом.

Танцоры, преуспевшие вполне,
Достигшие заслуженного ранга,
Умеют вытанцовывать… на мне
И румбу, и фокстрот, и даже танго.

Художники − от пояса до плеч
Мне кистью-плетью расписали спину
Так, что её хочу я приберечь
Для выставки как лучшую картину.

А русские, невежды все подряд,
Фашистов бьют, на запад гонят сдуру…
Вот варвары! Наверное, хотят
Разрушить всю “арийскую культуру”!

Страшная ночь

У раскрытого глаза расширен зрачок,
Страх и тьма, будто солнце навек закатилось…
На меня, как на бабочку черный сачок,
Непроглядная, жуткая ночь опустилась.

Всё зловеще вокруг, если очень темно,
И сосед-доходяга уснул беспробудно.
То ли свет мутноватый струится в окно,
То ль вода устремилась в пробоину судна?

Липкий ветер зимы в щелях стен засвистел,
Чуть живым, без суда заключенным на горе.
И уходит в эфир частый звук челюстей,
Как тревожный сигнал погибающих в море.

Бесконечная ночь… А вблизи и вдали
Зачерненные контуры тысяч бараков!
Кверху дном перевернутые корабли
В океанских глубинах безбрежного мрака…

ХХ ХХ ХХ

Меня в парной и красной луже
Топтал он, местью одержим.
Еще бы! Выговор по службе
За мой побег получен им!

ХХ ХХ ХХ

Хоть супа досыта не ем,
Считаю лакомством картофель,
Но я парю над миром всем
Двужильный русский Мефистофель.

Когда же кипятят в “котле”
Завоевателей планеты,
Я здесь на прóклятой земле
Пою злорадные куплеты.

Со мною, если хохочу,
Весь лагерный народ хохочет…
Все чаще мнится палачу,
Что на себя топор он точит!