В материалах Святослава Саломатина он был рассчитан надолго
Святослав Васильевич замечательно исполнял на пианино мелодию “Мурки”. Я застала его как-то за этим занятием и замерла в восхищении. Пианино стояло в зале заседаний Дома печати. К его клавишам годами никто не прикасался. И вдруг я услышала до боли знакомую мелодию с какими -то джазовыми переборами и не могла не заглянуть в зал. За пианино сидел седовласый и седобородый Святослав Васильевич и предавался удовольствию игры. Ко мне присоединился еще кто-то и мы не могли не аплодировать. В общем, все закончилось смехом и анекдотом, не помню каким.
В газете Святослав Васильевич к тому времени уже был мэтром. Писал на свои любимые экономические и сельскохозяйственные темы так, что из песни слова не выкинешь. Писал большие раздумчивые материалы, подолгу, мучительно сомневаясь и внося многочисленные правки в рукописный текст. Сопровождал написание сбором бесконечного количества документов, справок, бесед, записей в блокнотах. Каждому материалу сопутствовала солидная папка документов и черновиков. Но потом из этого текста нельзя было сократить ни слова, ни абзаца. В этом словесном кружеве одно цеплялось за другое, влекло за собой третье и не могло не завершаться четвертым. Я сама честно пробовала сокращать его материалы, что свидетельствовало только о моей самоуверенности – сокращать не получалось.
Про сельскую жизнь он, казалось, знал все. Куда до него знаменитому Юрию Черниченко. Он ведь не ездил в командировку в район на телеге, и не шел потом в резиновых сапогах по раздолбанной дороге километров десять. Он не ночевал в нетопленных избах, из которых сбежали даже тараканы, а для сугрева был только самогон. Он не проходил студенческую практику в таком дальнем колхозе, из которого не сбежишь. Он не учился в Рязанском сельхозинституте на 20-рублевую стипендию. Это я от Святослава Васильевича знаю, что в его времена в студенческих столовках были бесплатный хлеб и соль, а стакан чаю стоил 1 копейку. Несколько дней можно было и так питаться. Все это в биографии Святослава Васильевича, сына директора совхоза, было. Он умел рассказывать об этом с юмором, нежностью и пониманием момента – времени и места, где рассказ произносился.
Все должно было соответствовать друг другу. Он знал когда уместно шутить, когда размышлять вслух, а когда всерьез гневаться. В наших журналистских, соответствующих тому времени, борениях с начальством он был самым последовательным правдолюбом и неукротимым бойцом.
В свободное от борьбы и воспоминаний время Саломатин был мыслителем, способным охватить взглядом свое беспокойное время и дать ему определение. В журналистику он пришел 36-летним, в 1975 году, с солидным опытом работы в агропроме. Начинал в шиловской газете “За коммунистический труд”. Его пристальный и проникновенный взгляд на окружающую действительность был замечен и стал Саломатин собкором областной газеты “Приокская правда” по нескольким районам, в том числе и Шиловскому. Довелось мне с коллегой, Владимиром Швецовым готовить к изданию книгу Святослава Васильевича Саломатина ” Как живем – кормимся”. Перечитала я десятки его материалов, написанных в последние годы застоя. Ничто в них, как говорится, не предвещало явления журналистики Саломатина – необычайно глубокой, страстной, выстраданной.
Когда стало можно писать все, он стал писать о том, чего от него не ждали. Как многолика, мудра и мастеровита крестьянская Россия. Как много мы теряем, раскрестьянивая деревню, да что там теряем – потеряли уже. Дадим слово ему самому. “Немало изъездив и избродив шиловские наши луга в зрелые уже годы, я все приглядывался и не мог отыскать хорошо сложенного стога. Уж и себя стал корить за пристрастие. Да вот сверстник мой, с кем в детстве работали на сенокосе, высказался однажды по тому же поводу: ” В наше-то время за такие стога мужиков ни один год позорили”.
А в наше время и косу в деревне мало кто в руки возьмет, и корову подоить некому. Всюду машины и механизмы. Хорошо это? Неизбежно. Правильно? А с этим можно поспорить. Дело ведь не в том, что крестьянский труд в корне изменился. Беда в том, что почти извелись мастера, умеющие что-то делать своими руками. Вот мы сейчас лицом к лицу с этой бедой столкнулись.
Кажется, предвидел Святослав Васильевич эти большие перемены нашего бытия и не сильно был этому рад. Вообще, происходившие на грани 80-х– 90-х годов перемены в стране сильно его волновали И он пытался найти ответ на вопросы: почему? Зачем? Что дальше? И ответы, которые он находил, не совпадали с устоявшимся общественным мнением. Он не верил в чудесное воплощение рынка. Он не хотел русских крестьян величать фермерами. Он понимал, что многое мы делаем не так. И писал об этом.
Помню он выпросил у меня для подробного изучения исторический труд о крестьянской реформе 1861 года. Прочитал книжку, да не один раз. Я по простоте душевной думала– зачем ему это все. Только теперь поняла, что он искал истоки нового великого перелома в российской деревне, который все мы переживали с весельем и отвагой безумцев.
Томик его статей я еще раз перечитала. Очень своевременная книга. Теперь, правда, так не пишут, и такие тексты не очень читают. Отвыкли. Но они от нашего невнимания своей актуальности не теряют. Когда-нибудь, кто-нибудь опять будет задаваться вопросом: зачем они все это на рубеже веков натворили? Как они до этого додумались? Почему все-таки удалось сельский уклад сохранить, а сельскохозяйственное производство воссоздать? Ответы на все эти вопросы есть в статьях С.В. Саломатина. Правда, он об этом уже не узнает.
Он долго и, как-то свыкнувшись с этим болел. Я наблюдала иногда, как он шел на работу – не спешно шагал, останавливался, отдыхал. И снова шел. И ни одной жалобы, ни слова о недуге в редакции. Он умел дружить – просто, негромко, ненавязчиво. Умел быть необходимым в трудную минуту, подставить плечо. Оглянешься – а вот он, Святослав Васильевич, рядом – спокойный, немногословный. Улыбается, покуривает, шутит.
Умер неожиданно, в один миг. Шли с семьей с дачи, остановились у подъезда. Присел на лавочку и …умер. Только потом мы все поняли, кого потеряли.
Ирина Сизова
Купить электронную копию газеты